Публикация № 61Анциферовский Бор    (рубрика: Революционное прошлое)

Александрова Татьяна

Герой не нашего времени

7 ноября я отнесла цветы на братскую могилу. Она появилась на высоком берегу Онеги после гражданской войны, а затем была перенесена в центр деревни к местному клубу. Останки героев давно унесло весеннее половодье, табличка с фамилиями, возможно, не точна. Стою и гадаю: был ли похоронен Владимир Гончарик в этой могиле? Еще бы! Имя мужчины, погибшего в бою за нашу деревню, указано на трех могилах, а точных сведений уже не найдешь... А вот это знаю точно: Петра Попова в этой могиле рядом с товарищем никогда не было. Он умер в тысячах километров от родных мест, и могила его не сохранилась. 7 ноября – это их праздник...

Кладу цветы, поминая и легендарного Гончарика, и знаменитого Попова. Цветы выбрала большие, красные. Хотя сегодня этот цвет не в моде, но уж точно молодые большевики выбрали бы именно такие цветы.

Петр Попов вернулся на родину в мае 1917 года. Он приехал из столицы, откуда до глухой северной провинции с опозданием доходили новости о Февральской революции, Временном правительстве. На Петра земляки смотрели с любопытством. Шептались о том, что вернулся домой круглый сирота, когда-то кусочки по деревням просил, а вот и вышел в люди. Внимание привлекал добротный городской костюм, а главное, шляпа – признак горожанина. Но чужим Петр Алексеевич для земляков оставался недолго. Вот несколько дат:

14 – 15 мая 1917 года. Петр Попов присутствует на первом Онежском уездном съезде крестьян. Большинство кадеты и эсеры.

В октябрь 1917 года в Подпорожье создан волисполком, Петр Попов стал председателем. Исполком тут же осудил первую мировую войну и политику Керенского. А в конце бурного месяца – приветствовал Октябрьскую революцию.

В декабре 1917 года в Онеге был создан уездный исполком, который возглавил Петр Попов.

Петру шел двадцать второй год. Позади остались начальная школа, служба в лавке, работа на заводе, девять месяцев пребывания в «Крестах» за политику, вступление в партию большевиков.

Петр полон сил и энергии, уверен в успехе грандиозных преобразований. Разбирает дела и решает вопросы. А когда в городе проявили себя противники новой власти, Петр, не смущаясь, возглавляет только что созданную ЧК, сам проводит аресты. Он пишет не только воззвания и постановления, но и стихи. И то, и другое получается немного коряво, зато искренно. Не мешает и любовь, в разгар борьбы Петр женится на девушке по имени Зинаида. «Казалось, для него препятствий не существует», - говорили товарищи.

Думалось, до победы мировой революции рукой подать, самое трудное – переворот, революция – уже сделано. На самом же деле это был только первый шаг в сторону того общества, которое в мечтах виделось справедливым и счастливым.

Оказывается, что ненависти можно накопить столько, что в один ужасный момент становится возможным взять в руки винтовку и стрелять. Стрелять за линию фронта. Вот только линия эта проходит по родному городу, делит дома, стоящие на одной улице, а то и разделяет семью, братьев... Так начинается гражданская война. У нее нет точных дат, кровавая борьба начинается с отдельных столкновений и одиночных выстрелов. Вот и в Онеге первый выстрел прозвучал внезапно.

В 1918 году в городе был убит предприниматель Василий Толубенский. Его застрелил заместитель председателя Уездного Исполкома большевик Петр Оксов. Оксов только что вернулся из губернского центра – ездил на очередной съезд. Дома лежал сверток, а в нем - отрез хорошей шерсти. Откуда? Говорят, оставил Толубенский. Петр со свертком отправился в лавку. Молодой предприниматель встретил его за стойкой. На хмурый вопрос: «Что это?» с вызовом ответил: «Хотел испытать Оксова». В городе уже появились слухи, что и представители новой власти берут взятки... Петр достал револьвер и выстрелил . ( Воспоминания Коротких М. И. – Онежский Историко-Мемориальный Музей, опись № 3, дело 123.)

Так легко большевик хватается за револьвер. Почему?

Уездный исполком появился в Онеге 20 декабря 1917 года, разогнав Земскую управу при помощи силы – некоторых депутатов просто выкинули на улицу. Конечно, грубо и нагло. Но большевики были так уверены в своей правоте, были готовы взять на себя ответственность за решение проблем, что церемониться с противниками, которые уже успели показать свою политическую несостоятельность, они и не думали. Не все онежане хотели признавать большевистскую власть, называли молодых парней самозванцами. Но двадцатилетние руководители были уверены, что справятся с ситуацией.

Новая власть была готова решать проблемы революционными методами. Сегодня это можно назвать как произволом, так и наличием политической воли. Так, когда весной 1918 года оказалось, что в казне нет денег, на буржуазию наложили контрибуцию. Да еще и подсказали деревенским активистам, как действовать: «На местах со своими паразитами, кулаками, спекулянтами не церемоньтесь, наступайте также».

Видно, что новая власть относится к буржуазии с презрением и ненавистью. Эти чувства, конечно же, взаимны. А, главное, копились они не одно десятилетие.

Тот же Петр Оксов недавно вернулся с германской войны и хорошо помнит, что от войны страдали солдаты, а промышленники наживались на военных поставках. В очередном воззвании, сочиненном Петром Поповым, буржуазии напомнили об этом: «Когда мы потребовали, то эти господа закричали: «Караул! Грабят!» Кричат те, которые за время этой ужасной разбойничьей войны награбили миллионы и настроили дворцов с роскошной мебелью и оделись в шелка и золото! В то время когда солдаты томились в гнилых холодных окопах - умирали, проливая невинную кровь, лишь для того, чтобы эти закричали: «Караул!» Когда мы попросили их рассчитаться за кровь миллионов невинно погибших дорогих сынов, на их трупах эти толстосумы наполняли свои карманы и жирели как хорошо откормленные свиньи…» ( Воззвания Онежского исполкома – ОИИМ, опись № 3, дело 144 (материалы о П. А. Попове).)

Можно представить, что чувствовали Толубенский и другие предприниматели, образованные и воспитанные люди, привыкшие к почету и уважению, когда читали такие «нелитературные» высказывания. «Паразиты», «откормленные свиньи»! Читали и строили планы борьбы. А в борьбе все средства хороши. Создавать подполье, готовить восстание и захват власти – все-таки трудно и опасно. Проще распустить слухи, повлиять на общественное мнение. Вот и «пожертвовал» Толубенский отрез шерсти. Хотелось показать, что новая власть – ничуть не чище прежней. Для Толубенского взятка чиновнику – дело привычное.

Для Оксова сама мысль, что большевика можно купить, – оскорбление. Правда, сегодня навряд ли кто поверит, что взятка может оскорбить. Не случайно и онежские краеведы Г. Дерягин и Л. Харлин в 1993 году предложили новую версию убийства. Якобы Оксов требовал взятку (это так понятно сегодня!) и был возмущен неуступчивостью купца. Версия современна, ведь сегодня даже мэр Архангельска на обвинения, выдвинутые прокуратурой, отвечает честно: «Все такие». А вот оказывается, не все. Известно, как онежские большевики, столкнувшись со взятками, реагировали на них. Вот выразительный приказ военкома Николая Келарева, обнародованный по всему уезду: «сегодня, 24 июля, ко мне явился дезертир … Иконников Степан Филиппович,… предложил мне подарок для того, чтобы я оставил его на службе в Онеге. Считая себя оскорбленным… указанного дезертира арестовал… . Я предупреждаю, что и на будущее время буду беспощаден с теми, кто осмелится оскорбить предложением взяток» . ( Государственный архив Архангельской области, фонд 2853, опись 1, дело 60, стр. 68.

) В искренность намерений военкома нельзя не верить: ведь после такого заявления вряд ли кто-нибудь еще раз сунется со взяткой.

После убийства Петр Оксов был арестован. Но товарищи и в первую очередь Петр Попов, были готовы вынести оправдательный вердикт. Казалось бы, у председателя исполкома и председателя местной ЧК достаточно власти и возможностей, чтобы вытащить приятеля из заключения. Но молодой большевик на этот раз властью не злоупотребляет. Он идет на заводы, говорит с рабочими, просит их помощи и вмешательства. Можно сказать, что рабочий класс Онеги взял Оксова на поруки. А тут и война началась...

Война началась 31 июля 1918 года. Утром в Онегу прибыли союзники, как тогда привычно называли англичан. Вскоре их начнут называть в печати интервентами, а в разговорной речи каманами.

В книге «Старая Онега» Дерягин Г. и Харлин Л. ( Дерягин Г., Харлин Л. Старая Онега: Исторический путеводитель. – Онега, 1993.

) писали: «Союзный десант поспешно приближался к Онеге. Петр Попов и Петр Оксов, узнав о скорой высадке десанта, бежали из Онеги за сутки до этого события, тайно, бросив всех и всё на произвол судьбы». Нет, они не бежали. Более того, молодые большевики были так загружены работой, что о приближении десанта как-то не думали и важное событие нелепо пропустили. Накануне из Чекуево пришло известие, что замечены подозрительные люди, пробирающиеся в Онегу, возможно, белые офицеры. Чекисты выехали на Порог, чтобы перехватить их. Там-то их и застало известие об интервентах. Если бы П. Попов и П. Оксов оказались в момент высадки десанта в городе, то, по всей вероятности, сопротивление англичанам было бы оказано. А так Онегу красные сдали без боя.

Это было сокрушительным поражением. И хотя большевики находились в нескольких десятках километров от уездного центра, но ситуация казалась безнадежной. В партизанский отряд, создаваемый Петром Поповым, записалось 28 человек. Не у всех были даже охотничьи берданки. Попов решил: если оружие добыть не удастся, будут отбирать у противника, нападая на обозы. И тут же поставил задачу: остановить движение интервентов к железной дороге. Командир понимает, что не все бойцы осознали переход от мирного времени к войне, не все готовы к решительным действиям, вот поэтому, когда пришлось отступать в первом же бою, Петр сам прикрывает товарищей, задерживая врага. А потом скрывается в лесу. В результате на несколько дней отряд остается без командира.

Исход борьбы зависел от того, на чью сторону встанут крестьяне. А те пока выжидали. Не сомневались в те дни противники большевиков. Это те, кого недавно Петр Попов называл «паразитами, кулаками, спекулянтами». Эти люди всегда отличались высокими деловыми качествами, им нередко приходилось брать ответственность на себя, разумно рисковать. Вот и теперь они отлично понимали, что будущее уезда зависит от них. Тут же появились белые партизанские отряды Махнова, Моторина. В открытую борьбу против большевиков вступил И. Н. Ершов.

Иван Николаевич Ершов проживал в селе Турчасово, владел домами, лавками, пароходами, имел счет в столичном банке. Было ему в то время около сорока лет. Он был женат, подрастали четыре дочери и два сына. Ершов был доволен собой, своей жизнью. Эту жизнь он и стал защищать от людей, которые в случае прихода к власти грозили национализацией, полной ликвидацией эксплуатации и полным равенством. На односельчан Ершов больших надежд не возлагал - надеялся на союзников. Когда те появились в Мурманске, послал к ним ходоков, звал в Онегу. Пока Ломтев и Романовский добирались до генерала Кемпа, союзники прибыли в Онегу без приглашения. Разгорелась война, а ходоки на обратном пути попали в руки красных партизан и были расстреляны.

Тут же имя Ершова попало в списки активных врагов Советской власти. Если учесть, что красные, отступая, движутся к Турчасово, то можно представить положение Ивана Николаевича. Односельчане пока пассивно выжидают и присматриваются. Ершов в одиночестве. Но он готов продолжать борьбу.

В тот момент, когда красные подошли к селу, Ершов скрылся в лесу. Родные утверждали, что ушел на охоту. Односельчане говорили - прячется. А Иван Николаевич и в лесу нашел себе дело. В это время белые готовили наступление на Турчасово, и Ершов занялся сбором информации о противнике, который находился рядом. Он наладил связь с белыми и установил контакт с некоторыми односельчанами, снабжавшими его сведениями о деревне . ( ГААО, ф.230, опись 3, дело 24, с.53.)

В этот момент Ершовым серьезно заинтересовался Петр Попов. Он уже передал командование отрядом Александру Ларионову, а сам возглавил ревком, который обладал всей полнотой власти на занимаемой красными территории. Разведка красных установила, что в лесу действует подпольный белогвардейский штаб, организован склад оружия и вот-вот начнется наступление белых. Искать штаб или склад в северных лесах – дело нелегкое. Не церемонясь, бойцы проводили обыск даже в Ямецком женском монастыре. Попов обратился за помощью к местному охотнику Николаю Уловскому, попросил его сходить в лес. Охотник пока не встал ни на одну из сторон. В те дни, когда он был в лесу, он ощутил всю сложность такого выбора. Николай хотел помочь красным. Он добрался до речки Юково, где и застал Ершова. Встреча затянулась, мужчины сидели и курили. У Николая долго не получалось сказать о цели визита. Потом, чувствуя свое бессилие, Уловский все-таки предложил Ершову пойти с ним в деревню. Следующий поступок Ершова нетрудно было предугадать: тот бросился бежать. Вспомнил ли Николай слова Попова, что «скрывшегося надо привести живым или мертвым»? Но он выстрелил вслед. Ершов был вооружен, так что случившееся можно считать поединком. Но сам Николай ощутил себя убийцей. Страх и смятение были так сильны, что он спрятал труп односельчанина тут же в лесу и, вернувшись в деревню, никому ничего не рассказал . ( Рассказ Уловского Ивана Андреевича о гибели Ершова И. Н. (Записан Максимовым) – ОИММ, опись № 3, дело 171.

) Труп Ершова был обнаружен только через два месяца – его поисками занимались власти.

Исполком резко осудил убийство Ершова, в то же время Уловский был оправдан, «как слепое орудие в руках ревкома». Сама власть приписала убийство Петру Попову, который отдавал приказ. Интересно, что и родные погибшего считали убийцей Попова и упорно пытались привлечь именно его к ответственности. Петра Попова это обвинение не беспокоило: он сам еще в августе внес имя Ершова в список врагов Советской власти и мог поздравить себя с небольшой победой...

Гражданская война – явление трагическое. А настоящая трагедия там, где все стороны по-своему правы и не могут примириться. Каждая из сторон руководствуется своими представлениями о нравственности, старается вести себя по совести.

Порой и соратникам понять друг друга было нелегко. Вот еще одна история того времени. Петра Попова сняли с должности председателя уездной ЧК. Это тем более неожиданно, что всего лишь месяц назад товарищи ввели его в комиссию, так как без Попова там никак не могли наладить работу. Поводом для конфликта стало ультимативное заявление самого Попова. Тот был возмущен арестом некой М. Поповой и требовал ее освобождения. На первый взгляд кажется, что Петр Алексеевич злоупотребляет властью, хочет выгородить кого-то «из своих». Тем более, что женщина – его однофамилица. Но, оказывается, что Петр Попов, которого краеведы называют «организатором разграбления Ямецкого женского монастыря», с такой яростью вступился за престарелую настоятельницу обители матушку Мариамну (в миру Марию Попову), для ареста которой серьезных причин не было. Из-за конфликта он лишился должности председателя ЧК, но уступать не стал. ( ОИММ, опись № 3, дело 144 (материалы о П. А. Попове))

Конфликты со своими у Петра Алексеевича будут еще не раз. Но все эти разногласия не заслоняли главного – борьбы с врагами. И хотя самоотверженных бойцов у красных было немало, наибольший вклад в победу над врагами в Онежском уезде внес Петр Попов – это признавали и товарищи, и противники.

В марте 1919 года уполномоченный политотдела 6-й армии Петр Попов побывал в Вологде, где тогда размещались органы губернской власти. Речь шла об организации разведки и развертывании агитации среди белых солдат.

В Онежском уезде эту работу возглавил Попов. Была создана агентурная сеть, налажена поставка литературы в белогвардейские части. Петр Алексеевич сам несколько раз ходил за линию фронта, хотя для него это было особенно опасно: еще в начале войны интервенты объявили награду за его голову – двадцать тысяч рублей, объявления были развешены по всему уезду. Команда красных разведчиков вступила в единоборство с белогвардейскими офицерами за сердца и умы онежских крестьян.

Противником Петра Попова в этом поединке был белый полковник Иван Иванович Михеев.

И. И. Михеев появился в Онежском уезде уже после прихода интервентов и должен был создать, а затем возглавить белый полк на Онежском направлении. Георгиевский кавалер, коренной строевик, патриот – таким предстает полковник Михеев со страниц мемуаров соратников, и даже противники затруднялись сказать об этом человеке что-либо плохое. Он был полон сил, энергии и здоровья, поэтому его деятельность обещала увенчаться успехом.

Сначала полковник делал ставку на добровольцев. Такие были, но в основном их привлекал сытный паек. В уезде осенью 1918 года разразился голод, а союзники привезли белую муку. «Ящик печенья и бочка варенья», казалось бы, весомый аргумент в пользу белых. Но добровольцев было мало. Тогда объявили мобилизацию. В армию приходили неподготовленные, часто не желающие воевать молодые крестьяне. И тут полковник Михеев допускает серьезную ошибку. Он подходит к гражданской войне с прежними мерками и представлениями. Для него большевики – такие же враги, как японцы во время русско-японской войны или немцы во время первой мировой. Полковнику почему-то в голову не приходит простая мысль, что по другую сторону линии фронта могут находиться родственники или друзья его солдат. Полковник верит в нерушимость присяги. А поэтому его мало интересует, о чем думают или говорят его солдаты, что они чувствуют. Офицеру, впитавшему ценности еще старой царской армии, вообще не пристало слишком сближаться с бойцами, между ними должна быть значительная дистанция. И Михеев об этом никогда не забывает. Он холоден и сдержан с подчиненными. Требователен. Во всех ситуациях руководствуется только уставом. Если бы офицеры посидели с солдатами у костра и просто поговорили, то прозвучали бы вопросы: Что делают англичане на нашей земле? Какой будет жизнь после победы белых? Почему нельзя помириться с красными? С этими вопросами солдаты оставались один на один. Вот тут-то и появились большевистские листовки. А еще приходили лесами и болотами разведчики, которые рассказывали о порядках в красноармейских частях. Паек там, правда, скудный и обмундирование небогатое, зато отношения солдат с офицерами товарищеские, дружные. И это не было лживой пропагандой. Красные солдаты и офицеры ели из одного котла, а на первых порах все сложные вопросы решали на общих собраниях. У красных было еще одно преимущество: в их действиях и поступках чаще проявлялись добрые человеческие чувства. Конечно, война мало располагает к доброте. Но большевики, воодушевленные великой идеей, действительно были способны на проявление великодушие. Хотя бы иногда. Вот два случая.

Полковник Михеев узнал, что часовой, охранявший арестованную и обвиняемую в пособничестве красным Анну Зыкову, пропустил к ней детей. И хотя дети были малы, полковник посчитал это серьезным проступком, о чем и написал в приказе. По мнению полковника отступлений от устава не может быть никаких, а человеческие чувства на войне только мешают . ( Приказы Русской (белой) армии. – ГААО, фонд № 2853, опись 1, дело 17.)

Крестьянку Черноусову обвинили в воровстве хлеба с армейской пекарни у красных. Состоялся суд, в ходе которого вина женщины была доказана. Но, когда выяснилось, что на преступление крестьянку толкнул голод, а хлеб она взяла для детей, судья освободил ее от наказания, и даже судебные издержки были отнесены на счет республики.

Эти истории обсуждались по ту и другую сторону линии фронта. Выводы делались не в пользу белых.

15 июня белый полк был полностью сформирован, генерал, производивший инспекцию, дал полку отличную оценку, английский полковник Эдвардс передал командование на Онежском участке Михееву.

А 19 июля в полку вспыхнуло восстание, все офицеры были арестованы или перебиты, а две с половиной тысячи солдат перешли на сторону красных и устремились к Онеге. Для полковника Михеева война на этом закончилась. Сначала его отправили в тюрьму губернской ЧК в Вологду, а позднее обменяли на заложников, вывезенных отступающими белыми за границу. Следы полковника теряются где-то в эмиграции.

Но и Петр Попов не успел ощутить радость победы. В его жизни произошел неожиданный поворот: арест в разгар боев за Онегу по приказу своих же военных властей. Говорили о конфликте с начальником политотдела 18-й армии Алешиным. Из сбивчивых высказываний товарищей можно сделать вывод, что в тот момент решался вопрос, чья власть (политотдела армии И. Уборевича или ревкома) выше. Единоначалие, столь полезное в военной обстановке, не получалось. Но обвинение было выдвинуто неожиданно совершенно нелепое. Якобы в разгар боя Попов бежал из Онеги да еще и с деньгами, чтобы перейти на сторону белых.

И если Петра Алексеевича легко представить с револьвером в руках, как он пытается расправиться с бывшим белым офицером Ивановым, который в недавнем прошлом в составе военного суда выносил смертный приговор солдатам Григорьеву и Кузнецову, а теперь не просто перешел к красным, а еще и был принят на офицерскую должность при штабе (вот и повздорили из-за этого с Алешиным), то представить, как тот же Попов бежит к белым, чтобы служить им, а после войны безбедно жить на деньги, украденные у ревкома, просто невозможно. Тем не менее, товарищи по партии всерьез обсуждают именно это, неизвестно кем выдвинутое, обвинение. Дело разбирал губком партии. Не церемонясь, товарищи квалифицировали его, как «шкурничество» и «измену», а так как никаких доказательств вины не было, то дело передали в ЧК. Попов как-то вяло оправдывался, точнее, считая это излишним, бездействовал.

Откуда же взялось такое обвинение? Подсказку удалось найти в старой книге, выпущенной к 10-летию революции. Ее автор Н. Соловьев работал в том самом ревкоме, и, вспоминая бой за Онегу в 1919 году, он называет решение, принятое накануне: в случае поражения все деньги и ценности вынести из Онеги, двигаться в южном направлении лесами. Вот Попову и пришлось выполнять это решение (наиболее непопулярные решения он всегда выполнял лично, даже если речь шла о расстреле пленных. А тут в разгар решающего боя, когда горит весь город, таскаться с деньгами – что может быть противнее для истинного большевика!)

Вина, естественно, доказана не была. Товарищи приняли необычное решение: отправить Попова из Онеги в Шенкурск, подальше от скандала.

Петр Алексеевич то ли устал от этой возни, то ли обиделся на товарищей, но подал заявление о выходе из партии, написал, что «остается таким же коммунистом, только беспартийным». Вот тут уж и товарищи из губкома тоже обиделись на него. Они проголосовали за исключение, используя модное в те времена понятие «вычищен из партии». Попову было запрещено занимать должности в Советских учреждениях. Но не прошло и месяца, как те же военные власти пригласили Петра Алексеевича на должность ответственного инструктора в политотделе, да еще и поручили, беспартийному, всю партийную работу. Все-таки бывает так, что заменить человека никто не может.

Война закончилась в Онежском уезде в феврале 1920 года. Онежане еще успели побывать на Западном фронте, участвовали в войне с Польшей. А потом отважные партизаны, лихие разведчики и стойкие комиссары искали себе новые занятия в мирной жизни. Петр Попов вернулся с Западного фронта в мае 1920 года, в документе было указано – «в распоряжение Онежского укома». Уком довольно долго решал, куда направить Петра. Тот должностей не просил, уехал в родную деревню. Сначала отдыхал, а вскоре в жизни Петра Алексеевича появилось новое занятие – он стал учителем в сельской школе.

Школа появилась в жизни Попова в очень трудный момент: тянется нелепое дело в ЧК, преследуют воспоминания – война постоянно напоминает о себе, причем в памяти всплывают самые страшные жестокие эпизоды. Многие мужчины в такой ситуации стараются расслабиться с помощью водки, но Петр Алексеевич не пьет. Приходится обратиться за медицинской помощью в психиатрическую больницу, чтобы избавиться от депрессии. Интересная деталь: многие участники войны, отличавшиеся особой смелостью и энергией, прославившиеся в борьбе с врагами, в мирное время лечились от психических расстройств и депрессии. Это цена победы в гражданской войне. Чем бы борьба не закончилась, однозначных победителей тут нет.

Да и сама победа все чаще вызывает сомнения и разочарования. Как-то незаметно и быстро исчезает революционный энтузиазм, на смену бескорыстным борцам за счастье человечества приходят осторожные и расчетливые чиновники. Какое-то время с ними еще получается уживаться. Но получается это с трудом.

Лихой разведчик Федор Зыков в начале 20-х работал в Особом морском отделе, который заменил в городе расформированную ЧК. Получая скудный паек, он делил его на всю семью, поэтому заболел цингой. А вот вновь прибывший военный комиссар Кабанов доставал дефицитные продукты со склада и, что было еще сложнее в городе, который находился на военном положении, незаконно получал в аптеке спирт. Он устраивал ночные гулянки, не смотря на комендантский час и сухой закон. И был уверен, что некому его привлечь к ответственности. Действительно, в Онеге никто из чиновников не хотел бы портить отношения с Кабановым, поэтому революционный трибунал, разбиравший его дело, вынес оправдательный приговор. Точнее виновным в происшествии признали Зыкова, который посмел прервать ночную шумную вечеринку и задержал пьяного комиссара . ( Личный архив красного партизана Зыкова Федора Арсеньевича. – ОИММ, опись № 3, дело 595

) И хотя дело было пересмотрено в Верховном суде, но порядки в Онеге измениться не могли.

Какое-то время Петр Попов пытается бороться против «термидорианцев», сопротивляется новым нравам. Но его высказывания и поступки вызывают в лучшем случае непонимание, а чаще всего раздражение.

Петр Алексеевич изменился, стал замкнут, неразговорчив. Спасением в это тяжелое время и стала школа. Он увлеченно работает с детьми. Сочиняет стихи по всем предметам школьной программы. Говорит с ними о серьезных вещах. Причем остается верен себе: всегда говорит то, что думает, не пытается подстраиваться под кого бы то ни было. Только лишь в общении с детьми он облекает сложные мысли в простую, часто стихотворную форму.

Наступают 30-е годы. Наиболее многочисленными и типичными документами той эпохи можно назвать «сигналы», «заявления», «письма» - одним словом, доносы.

«Коротких Александр Андреевич заявил, что лучше просидеть два года в тюрьме, чем идти в Красную Армию..., а также вел агитацию против колхозов...»

«Гражданин Власов является явно антисоветским элементом, явно тормозящий ход лесозаготовок..., идет рука об руку с кулаками, поддерживая последних во всем, относясь враждебно к бедноте...»

«Мне, как заинтересованной в оздоровлении советского аппарата, интересно знать: почему бывший кооперативный растратчик и вычищенный из партии за это Зубов Иван Алексеевич служит в Чекуево в земельном отделе, а также живет у лишенца бывшего урядника...» ( ГААО, фонд 230, опись 3, дело 24.)

Такие сообщения потоком пошли в газеты и органы власти. И звучат в них не столько принципиальность и бдительность, сколько обиды, желание свести с кем-то счеты или быть замеченным, ощутить свою значимость.

Казалось бы, трудно что-то подобное написать про Петра Попова. Все-таки герой гражданской войны, первый чекист в уезде. Но мало о ком в районе столько говорят, как о Попове. Он, как обычно, в центре внимания.

На партийных конференциях постоянно звучит его имя. Сам Петр Алексеевич – беспартийный – на мероприятиях не присутствует. И это только придает смелости выступающим. Когда заходит речь о недавнем прошлом, и коммунисты обсуждают традиционный вопрос «Кто виноват?», то всегда называется имя Попова. Ему припомнили убийство Ершова, расстрел Романовского и Ломтева и даже убийство Толубенского (Оксов умер от ран в конце гражданской войны, так что возразить не мог). Появились рассказы о том, что Попов хранил у себя черное анархистское знамя. В пылу спора один из критиков Попова даже упрекнул его в «проведении репрессий против буржуазии» (интересно, кто же из большевиков в разгар вооруженной борьбы этим не занимался?). Попов то ли дружил, то ли враждовал (в зависимости от времени) с Троцким. И самое грандиозное обвинение: якобы Попов выдал белым агентурную сеть Онеги и Архангельска во время гражданской войны. По этому поводу велось расследование, но никаких доказательств, естественно, не нашли . ( Провал агентурной сети в 1919 году – событие трагическое. Тогда погибли многие храбрые разведчики. Выяснить, как это случилось, пытался Федор Зыков, который сам был разведчиком, был лично знаком с погибшими. Он собрал все доступные документы, опросил людей. Но однозначного вывода о предателе, если такой был, не мог сделать. Поэтому Зыков осторожно высказал наиболее вероятные версии, стараясь не бросить тени подозрения на невиновных. Он убедительно показал, что провал мог произойти или в Архангельске (оттуда прибыл связной), или в Онеге (когда был арестован один из завербованных П. Агапитовым местных жителей). )

В потоке разоблачений и обвинений тонет голос Николая Келарева, который пытается защищать товарища.

Вскоре появляются доносы:

«Попов не был согласен с политикой партии и товарища Сталина, а поэтому у себя на квартире даже не имел портрета товарища Сталина».

«...Он говорил, что раньше было больше правды, чем в настоящее время».

«На собрании в леспромхозе 25 августа 1936 года обвиняемый Попов заявил: «...Троцкий, Зиновьев и Каменев, якобы, были преданы делу революции и имели большие заслуги».

«Когда на собрании сотрудников леспромхоза обсуждался приговор Зиновьеву, Каменеву, Попов заявил об их заслугах. И не был согласен с мнением масс, то есть не одобрил приговор».

Раздавались, и довольно громко, голоса в защиту Петра Попова. Громко не потому, что верных и надежных друзей осталось много, просто высказывались люди прямые и горячие, которые сплетничать или писать анонимки так и не научились. Например, арестованный Федор Зыков на вопрос следователя об Иерониме Уборевиче и Петре Попове, запальчиво сказал: «я болею за Советскую власть больше тебя, подлеца, а Уборевича знал лично и считаю хорошим командиром, а также Попов лучше тебя, гада».

В 1938 году на основании доносов Петр Алексеевич был арестован.

Очень хочется понять мотивы тех людей, которые писали «сигналы», давали показания следователю, рассказывая о портрете Сталина или черном знамени. В случае с Поповым ведущими были два мотива: сильная личная неприязнь (настолько сильная, что хочется отомстить, счеты свести) и желание убрать с пути мешающего человека (нет человека – нет проблемы) . ( К этому надо добавить еще и стремление следователей Терешина и Вялкова «раскрыть» во что бы то ни стало политическое дело. Вывод о том, что дело Попова сфабриковано был сделан в 1940 году. Коллегия Верховного суда по протесту прокурора пересмотрела приговор и отменила его.)

Петр Попов был яркой личностью, его или любили, или ненавидели. Причем чувства эти многие люди пронесли через всю жизнь.

«Как его знал, он был очень требовательным, как к себе, так и к окружающим, не мог терпеть малейшего отклонения от норм в быту, в поведении, особенно, когда он это видел в лице руководителей», - написал один из товарищей. Но такая требовательность нравится не всем, многих раздражает. Вот идет собрание, на котором людям сообщили об аресте в Москве Зиновьева и Каменева. И все тут же прозрели: вот кто мешал двигаться к светлому будущему! Вот кто любимому вождю мешает! И подсказывать почти не надо, сама идея появится: расстрелять, как бешеных собак. Те, что кричат в толпе, себя чувствуют умными и влиятельными. А тут рядом Петр Попов вдруг говорит, что стоит вспомнить и заслуги большевиков. И невольно вспоминают товарищи, как недавно хвалили и Зиновьева, и Каменева, и Троцкого, превозносили их заслуги, не скупясь. Получается, Попов лишний раз напомнил о беспринципности, излишней гибкости, стремлении угождать. Интонация такая, будто вовсе не верит в виновность. Кого эти слова могли задеть настолько, чтобы вспомнить их через два года? Фанатики и дураки сразу бы спорить начали, «дали отпор». Злобу затаили те, кому страх не позволял высказать публично собственное мнение. Слова Попова раздражали, напоминали о собственной слабости, а также вызывали зависть. Казалось бы, чему тут завидовать. Ясно ведь, куда приведут независимость и свобода. Но все равно обидно. Ведь независимость и свобода, от которых так легко многие отказывались, всегда остаются привлекательными ценностями. А когда у соседа есть то, чего нет у тебя – просыпается зависть...

Время показало, что самым ярым недругом Попова был Александр Михайлович Ларионов, большевик, второй командир партизанского отряда, после гражданской войны – руководящий работник сначала Онежского района, затем Мурманской области. Необходимо подчеркнуть, что среди свидетелей на судебном процессе имя Ларионова не называется. Да и позднее он старается сохранять внешнюю беспристрастность, когда речь заходит о погибшем Попове. Но ненависть и злость так сильны, что порой прорываются не только в устных высказываниях, но и в официальных письмах.

«Анархист, предал Архангельское и Онежское подполье. Хотел переметнуться с огромной суммой денег на сторону противника», - пишет Ларионов в письме к историку Сбойчакову в начале 60-х., когда всеми забыты те старые нелепые обвинения.

Всем известно выражение о Юпитере, который сердится, когда не прав. Ларионов тоже сердится, когда бывшие товарищи вспоминают заслуги Петра Алексеевича. Ведь многие из тех заслуг Ларионов как-то незаметно и постепенно приписал себе. И председателем волисполкома в Подпорожье, оказывается, он был, и 20 тысяч обещали белые за его голову, и партизанский отряд не кто иной, как он, Александр Михайлович, создал. Так что Ларионову нужен был мертвый и забытый Петр Попов.

Итак, мотивы у людей были разные. Хотя чаще всего вину за необоснованные приговоры мы возлагаем на власть, лично на Сталина. И к людям, сгинувшим в лагерях, обычно прилагаем слова «жертва сталинских репрессий». Но к Петру Попову определение «жертва» не подходит. Он боролся до конца. Виновным себя не признал. На допросах держался твердо, отвечал прямо. От своих убеждений не отказывался.

Когда начался суд, Попов отказался от адвоката и заявил, что сам будет себя защищать. Приговор – 4 года лишения свободы без поражения в правах. Все-таки четыре года в 1939 году по 58-й статье УК – это почти победа. Кассационная жалоба, естественно, успеха не имела. Петр Алексеевич оказался в лагере под Воркутой. Скончался, согласно извещению из Печорского трудового исправительного лагеря НКВД, 13 апреля 1941 года. Здоровый мужчина. Сорок шесть лет. Через год с небольшим после вынесения приговора...

Позднее, естественно, был реабилитирован.

9 мая мы с цветами и гирляндой идем к памятнику погибшим односельчанам. Долго стоим, разбирая фамилии земляков на бесконечно длинной мемориальной доске, вполголоса называем имена родных – дедов, прадедов. Они были разными: молодыми и не очень, отцами больших семейств и одинокими холостяками, прошедшими всю Европу и погибшими в первом же бою... Все они были победителями.

Школьницы постояли у памятника и, оставив в руках по цветочку, направились к братской могиле. Сзади шепот кого-то из должностных лиц:

- Там же с гражданской войны... Не те это...

Девочки открыли калитку – какое им дело до шепота – укладывают цветы на могилу. Я подхожу к ним. На маленькой дощечке – тоже имена победителей. И не потому, что выиграли войну, разбив своих же соотечественников. Было в их характерах и судьбах что-то удивительное, яркое, настоящее, если и сегодня, спустя десятилетия, уже в другой стране и совершенно другой системе мы продолжаем восхищаться их отчаянно смелыми поступками, их умением жить в полную силу. Тех молодых мужчин отличала удивительная цельность, они знали, в чем смысл жизни, тратили силы на достижение главной цели, и поэтому были счастливы.

Скажут, что поколение, к которому относится Петр Попов, обещало, но не построило коммунизм - светлое общество для всего человечества. Так ведь с хорошего коня не стыдно и упасть...

Александрова Татьяна






  редактор страницы: volhv - Андрей Александров (av@os29.ru)



  дата последнего редактирования: 2018-09-03





Воспоминания, рассказы, комментарии посетителей:



Наталья Ершова,  E-mail: ershova@ecolecousteau.ru


Меня заинтересовала Ваше упомининае про Ершова Ивана Николаевича,нет ли ещё каких-либо материалов о купце Ершове в Турчасово.В какие архивы,музеи посоветуете обратиться.Я живу а Санкт-Петербурге.Хочу собрать родословную нашей семьи.Иван Николаевич является моим прадедом.




Василий,  E-mail: geovas7@yandex.ru


Наталья, вам отвечено на указанный вами электронный адрес.




Александр Шатравка,  E-mail: karel50@yahoo.com


Уважаемая Татьяна Александрова, я вам очень признателен за столь интересную статью, из которой узнал много интересных фактов из жизни моего деда.

Петр Попов отец моей мамы, Воли Петровны Поповой 1926гр(Шатравка ) В настоящее время ей 92 года, проживает в Нью -Йорке с 1988 года.

С уважением к вам Александер Шатравка




karel50@yahoo.com,  E-mail: karel50@yahoo.com


Большое вам спасибо за статью Герой не нашего времени в номере 61 и автору Александровой Татьяне.

Петр Попов мой дед по маме Воле Петровне, ей сейчас 92 года.

Я совершенно ничего не знаю о своем деде. Рассказы мамы очень скромны, ведь она видела его последний раз подростком.

Теперь хоть знаю, за что сидел в Крестах, почему вышел из партии, и арестовывался ЧК. Где то я встречал информацию: что он сидел еще в Петропавловской крепости, за участие в отмечании Ленских событий.

Этот документ из архива мне прислал местный ваш краевед. https://karel500.livejournal.com/59907.html







Ваше имя: Ваш E-mail: