Мой прадед Григорий Николаевич Бурлаков родился 9 августа 1905 года. Он жил в деревне Поле Онежского района. В1927 году женился на Марфе Ивановне Кононовой из соседнего села Верховье.

Григорий умел хорошо работать. Как только началась коллективизация, в Поле был создан колхоз имени Сталина, Григория Николаевича выбрали председателем.

Началась Великая Отечественная война. Многих деревенских мужчин забирали на фронт в первый же день войны. Валентин Григорьевич вспоминал: «По дороге везли солдат в армию, на коньих телегах, телеги были заполнены, некуда присесть…» Несмотря на то что у Григория Николаевича была «бронь», он стремился защищать свою родину. Но так как он был председателем, ему дали немного времени, чтобы закончить важные дела в колхозе. На фронт он отправился 11 июля 1941 года. Первое письмо родным написал в дороге: «… в настоящее время лежим на станции Вонгуда, ожидаем, а куда поедем, не знаю сам. С нашей деревни едут трое: я, Лебедев и Ваня Борисов, с Усолья – Клавдий Веснин, с Верховья – Санька Орюпин и Саша Зенов Павлович».

В тяжелом положении осталась дома жена, на ее плечи легло воспитание четверых детей, и к тому же нужно было работать в колхозе. Марфа Ивановна была неграмотной, поэтому письма в армию писала дочь Дина. Когда уехал отец, Дине исполнилось 10 лет, и она пошла во второй класс.

Григорий Николаевич был в Молотовске (Северодвинске), потом был направлен в Архангельск, где учился на пулеметчика. В письме он сообщает: «Буду работать на такой машинке, которая будет выпускать очень много продукции в одну минуту…». Позднее он получил еще одну военную специальность, домой об этом пишет: «Был пулеметчиком, стал связистом».

9 августа 1941 года, когда прадед был уже на передовой под Ленинградом, немцы захватили на Севере центр Кестеньги и начали продвигаться к железнодорожной станции Лоухи. Советские части на этом участке фронта оказались в окружении. Сюда направили подкрепление. Таким образом, дивизия, в которой был Григорий Николаевич, была тоже переброшена на Карельский фронт. В своем письме родным он написал: «Сообщаю, что скоро буду дома, письмо пишу уже на станции Емца». Конечно, о доме можно было только мечтать, просто солдаты направлялись на Север, поезд шел мимо знакомых станций, от которых до родного села около ста километров… «Едем прямо туда, где Макарко телят не пасет», - писал прадед. Возможно, он думал, что едет на верную смерть.

Условия, в которых оказались советские бойцы в Карелии, были жуткие: холодно, сырость. Григорий Николаевич пишет: «Неплохо было бы, если кряду послала посылку – делёночки (шерстяные рукавицы) ну и хотя бы сухариков…; сутки лежим в болоте…».

30 августа 1941 года от станции Лоухи немцы были отброшены на 6-8 километров. В начале сентября начались самые ожесточенные сражения, немцы вновь рвались вперед, но снова были отброшены, и уже на 42 километра. После победных боев у Кандалакши, часть, в которой воевал прадед, направляют на другой фронт. Григорий Николаевич остается в архангельской больнице, у него были отморожены пальцы на руках. Наверное, он отморозил пальцы от того, что не было рукавиц. В годы войны у солдат было плохое обмундирование. После находился в Няндоме, направили под Ленинград.

Долгое время не получал письма, жил в Вологодской области.

Из писем видно, что Григория Николаевича часто перебрасывают с одного участка на другой. Но в письмах об этом не расскажешь – письма проверяла военная цензура. Адреса быстро менялись, поэтому родным было трудно отправить посылку и даже письмо. Григорий Николаевич пишет домой часто, беспокоится о здоровье детей и жены. О себе сообщает немного: «Работенка у меня неспокойная, нет спокою ни днем ни ночью, а работаю, то есть служу, сама знаешь, на должности кого …; очень хлопотливая работа, и очень ответственная…» Следующие письма он пишет из города Алексино на берегу реки Оки, потом из города Старицы. Написал, что немного оглох, и вот теперь находится на отдыхе в 10 километрах от города. Видимо, были бои, оглох от разрывов снарядов. Позже боец находился в Горьком, откуда вскоре был отправлен на фронт в бронетанковую часть. В следующем письме кратко сообщает, что у него повреждена рука (значит, ранен) и обещает родным, что ее вылечит, так как «едет на курортные места южного фронта».

«Живите, обо мне не скучайте. Я вот съезжу на юг и приеду домой, ребятам привезу гостинцы», - это строчки из письма от 26 июля 1942 года. Солдаты знают, что самые важные события происходят на Волге, начинается Сталинградская битва. Но рядовой боец не может знать, куда его направят. «Нахожусь вот уже 20 дней на фронте, только не на Южном, а на Калининском, дела пока идут хорошо, а впереди ожидаем еще лучше», - сообщает домой Григорий Николаевич. Он побывал в боях под Ржевом, во время бомбежки был присыпан землей. А через две недели адрес полевой почты уже меняется.

Вскоре пришла открытка, а в ней такие строчки: «Сообщаю, что нахожусь жив, но не совсем здоров, во время бомбежки не выдержали мои ребра и вот, потому что плохие, парочка поломалась, нахожусь в госпитале, ранен 7 января 1943 года».

Вместе с открыткой посылает домой «последние гроши», наверное, он предчувствует, что рана глубокая, и долго ему не продержаться. Родных старается не расстраивать, пишет бодро: «Во-первых, сообщаю, что нахожусь все еще в госпитале, но благодаря хорошему лечению наших врачей, я вот уже с 10 февраля хожу на ногах, а до этого более месяца имел удовольствие лежать и все на одной спине, правда, и теперь лежу тоже на спине, но зато уже могу посидеть и даже походить, в общем, дело идет в гору, ну а вы посмотрели бы теперь на меня, как я поправился, то, наверное, не узнали бы меня. Кормят замечательно, хлеб дают белый, суп молочный с рисом и макаронами, котлеты мясные, каша рисовая или макароны или пшенная, но беда вся в том, что я разучился есть, вот… только по 200 г. хлеба, а остальное отдаю товарищам. И также отстал от табаку, вот не курил уже более месяца, но начинаю снова курить и сегодня даже получил в подарок очень замечательный кисет, принес товарищ – подарила его жена… вы меня, конечно, ругаете, что я начинаю курить, но в условиях войны не курить нельзя».

Выздоровление не наступало. 23 марта Григорий Николаевич написал жене: «Во-первых, сообщаю, что я поправляюсь, хотя еще лежу в постели, доктора ходить не разрешают. Теперь дальше, мне, Маршуха, совсем будет не поправиться и придется оставаться больному до конца жизни, и вот меня мучает вопрос: меня наверное через месяц пожалуй, отпустили бы домой, но я, Маршуха, спрашиваю твоего совета, что мне делать, ехать или нет, вот почему: ведь я все равно не работник, а лишний рот. Так вот, Маршуха, обдумай это положение и напиши без всякого стеснения. Ну, писать кончаю, живите, не расстраивайтесь».

Наверное, прадед получил из дома хорошее письмо, его настроение улучшилось, появилась надежда на выздоровление, и он отправил небольшое послание: «Добрый день. Здравствуйте, мои дорогие Маршуха, Дина, Рита, Валя и Геня. Во-первых, сообщаю, что медленно, но все-таки поправляюсь и посылаю вам свою фотокарточку, посмотрите, какой я есть, лежу пока в постели, доктора ходить не разрешают. Ну, пока, до свидания. Живите, не расстраивайтесь. Мне лечиться еще долго нужно, но теперь я уже не помру».

Григорий Николаевич умер 24 мая 1943 года. Мой дед Валентин Григорьевич сохранил фронтовые письма, передал их нашей семье.

Дарья БУРЛАКОВА.

Ученица Чекуевской школы.

газета «Онега», 19.06.2010 г.