![]() | ![]() |
Погост (Надпорожье) (рубрика: Страницы истории) | |
И. Заручевский
Лесная проблема Надпорожья
Банкроты
Какое-то проклятье висит над крестьянским лесным хозяйством олончан. Злой рок, связав мужика по рукам и по ногам, закрыв ему глаза и заткнув уши, властно ведёт его к пропасти. Точно загипнотизированный, утратив и малейшие признаки воли, движется за ним мужичок. Коли он и сознаёт нелепость своего послушания, но остановиться всё же не имеет сил. Он махнул рукою на всё, а жест этот означает, что для него всё в высшей степени безразлично. И вот пропасть уже близка, ещё несколько шагов и… — «а пусть, — проносится в его опустелой, ничего не соображающей голове, — и упаду, так ведь как-нибудь буду жить и в этой яме».
Со всех уголков Олонии несутся известия об уменьшении лесных богатств, о близком уничтожении их, или о полном разорении. Там за бесценок продаются огромные площади строевого леса лесопромышленникам, в пригородных местностях идёт не распродажа леса, а торговля собственным крестьянским трудом с лесом на придачу, местами вырубаются леса на производство деревянных изделий (корзин, посуды, экипажей и т. д.), идущих на продажу и вследствие конкуренции и перепроизводства не оплачивающих и труда своего, подсечное хозяйство, где оно ведётся, оголяет все возвышенные, пригодные для пашни местности. Лесное хозяйство олончан повсеместно движется к упадку. Есть немало таких местечек, где лесной голод уже наступил. Об одном из таких сёл — Надпорожье, Каргопольского уезда, я и хочу сказать несколько слов.
Лесная дача надпорожан занимает весьма почтенную площадь. Вёрст на 10 поперечника и на 12 вдоль разлеглась она, окружая надпорожские деревушки, вытянувшиеся длинной цепью по обоим берегам Онеги. Часть лесной дачи находится вёрст за 35-40 от села на речке Кинеме… Жалкую картину представляет из себя ближайшая от села лесная дача. И болота, не топкие, а травянистые, могут вырастить и строевую сосну, и островки суши среди болот, и материки суши ближе к деревням, одеты карликовой растительностью. Самое высокое дерево не превышает полуторых-двух сажен, самый толстый «комель» (нижняя часть ствола) с кулак объёмом. Но и эта жалкая растительность беспощадно вырубается, да и нельзя уже иначе. Ведь в нетопленной избе сидеть не станешь. Волей-неволей едет мужичок в лес, полдня собирает он эти полуторасаженные в длину колышки-жерди, помещая их на возу чуть не до сотни штук, и едет домой. Воз получается разительных размеров, но одна русская печь крестьянской избы поедает этот воз в 5, много 6 дней. Подобные дровишки дают слишком мало жару, быстро сгорая, а в зимнее время надпорожане любят больше всего печку, на которой ещё есть возможность согреваться. Они с завистью посматривают на своих соседей большешальских мужичков: «Дивья большешалам, — говорят они, — привезут воз дров из десятка чурок, а из каждой чурки родятся два "истопля", значит и хватит почти на 3 недели, а у нас одно названье, что это дрова; ни пару от них, ни жару». Шалжане, улыбаясь, посмеиваются над соседями: «Опанкрутились совсем вы, братцы!.., форменные вы теперь панкруты». Сказывается лесной голод надпорожан и на жилищах их и прочих хозяйственных постройках. Кто успел обстроиться хорошо 10-15 лет назад, когда ещё была возможность собрать строевого леску в ближайшей лесной даче или украсть его из прилегающего к их даче Большешальского лесного надела, тот ещё и может гордиться своими постройками, но в настоящее время строиться очень трудно. Строевой лес имеется у них лишь в Кинемской даче, и доставка его оттуда нелегка. Привезти лес сухим путём за 35-40 вёрст, конечно, невозможно; приходится гнать его окружным путём по речке Кинеме — мелкой и для сплава неудобной, по озеру Луче — бурному и опасному, и по Онеге — порожистой и тоже небезопасной. Крестьянину средней руки доставка леса с Кинемы почти невозможна. Гнать лес приходится весною, пока Кинема не обмелела, когда у крестьянина ни денег, ни семян для посева не имеется; силами же одной семьи с этим нелёгким делом не управиться, а о найме и думать нечего. Вот почему хороших поместительных домов в Надпорожье несравненно меньше, чем у их соседей шалжан; есть деревушки, ярко рисующие на себе лесное крестьянское банкротство своими низкими покосившимися гнилыми домишками и гнилыми постройками. Но и Кинемская лесная дача настолько обезлешена, что, как я слышал, надпорожане своим приговором в минувшем 1911 году запретили без разрешения общества брать из неё лес, — это во-первых, а во-вторых, порубщики строевого леса обязываются доставить с Кинемы вместе с брёвнами и стволы вершин на дрова, чтобы ничто не погибало бесцельно. За ум схватились, как с горы скатились, поняли, что взбираться на неё труднее, зато, пока катились — было весело. Весело было надпорожанам лет 20-30 назад как и шалжане, они торговали общественным лесом в Каргополе. И дрова, и лес, и брёвна плыли туда на крестьянских дровнях целые зимы безостановочно. И доторговались! Обезлесив свою дачу, надпорожане сначала изредка, а потом чаше и чаще стали заглядывать в ближайшую большешальскую лесную дачу, превратившись в людей опасных, вечно поднадзорных. И за ними тщательно следят большешальские лесные сторожа. В первое время захватить надпорожанина на порубке труда не представляло. Он по первому требованию сторожа отдавал ему топор и если старался выпутаться из беды, то келейным дружеским образом, стараясь так или иначе расположить сторожа, что очень часто и удавалось; но в последнее время, когда воровство леса приняло эпидемический характер, сторожам уже стало невозможно очень часто производить потачку и укрывательство, и порубщики стали грозиться на сторожей топорами. Теперь необходимою принадлежностью сторожа является заряженное, готовое к действию во всякую минуту, ружьё.
Преследуют надпорожан-порубщиков и на их домах, в их родных деревнях. Сторожа являются в деревню с понятыми, начинается повальный обыск с улицы и кончая дворами сараями и гумнами. Но в деревне обыкновенно редко удаётся кого-нибудь уличить, и сторожа это знают прекрасно. Окончив здесь, идут за поле. А там и возле дороги, и в кустах, и в перелесках и в пожнях всюду находят сваленные в кучи чурки, годные для мелких построек: бань, амбаров, овинов и т. п. Все найденные деревья клеймятся буквой «Б», что и означает «Большешальская дача». Конечно, здесь и «подавно» не удастся найти виноватых: всякий откажется от вывезенного лета. Впоследствии клеймлённый лес продается, и не знаю лишь, кто из большешал получает эти деньги; впрочем, едва ли и сами шалжане знают это.
И странно! Кажется пример надпорожан мог бы научить кой-кого из соседей, хотя бы тех же большешальских мужичков, но этого не наблюдается. Шалжане катятся с горы весёлые, улыбающиеся, задорно смеющиеся над обанкротившимися соседями: «дожили, мол, хворостом избы топите!»— «Сами будете на нашей дорожке», — отвечают им.— «Э! когда, то ещё будет это время».
Эх, тёмный-тёмный русский мужичок! Поистине крепок ты задним умом; ничего ты не хочешь знать о завтрашнем дне, отмахиваешься от его картины, хотя она пред тобою. Как малый ребёнок, живёшь ты эгоистичным желанием сегодняшнего блага. Но ведь ребёнок и не сознаёт, что последствием сегодняшних поступков назавтра — его удел будут слёзы, а ты, и сознавая всё, предпочитаешь оставаться ничего не ведущим ребёнком.
Эх! Глупый, большой ребёнок! Когда, когда же ты возмужаешь?!
Заручевский И. Очерки лесного хозяйства в Олонии. Ч. IV // Вестник Олонецкого Губернского Земства, 1912. № 24. С. 5-7.
И. Заручевский
редактор страницы: илья - Илья Леонов (il-onegin@tuta.io)
дата последнего редактирования: 2019-05-07
Воспоминания, рассказы, комментарии посетителей: