![]() | ![]() |
Злобин Наволок (рубрика: История края) | |
© Наталья Лапина
Кожеозерье. Путешествие на «машине времени»
Основное ощущение от исследования исторических материалов, когда я вижу перед собой старинные тексты – это путешествие на «машине времени». Словно села в кабину, люк захлопнула – и я уже не с вами, дорогие товарищи... И потом только окружающий народ удивляется: ты что, не видела и не слышала, было то-то и то-то, кто что сказал, сделал, приходил, уходил... Не, ничего не видела, не слышала... Я в это время в другом времени была...
«…Три дня мы шли по тайге со скрипучими корягами-ёлками, скрывавшими свою дряхлость под лишайниками и мхами, не видели ни одной птицы, вязли в болотах, с опаской оглядываясь на тёмно-коричневую жижу, тыкали в неё посохом, и она злобно бурлила, издавая зловоние. А после этих болот от усталости мы валились на первое лежащее дерево и выливали из сапог вонь-водицу, выжимали носки и шли дальше и дальше по дороге, но наугад, ведь и на карте-то её не было. Мрачная тишина обнимала лес и его пленников.
Мы шли по звериным следам: то медвежьим, то лосиным, то ещё каким-то неизвестным, но ни звука, ни души живой нам не встречалось, только комары неотступно провожали нас от начала до конца, вились и зудели, ничуть не смущаясь противомоскитными мазями. Сама дорога была мягкой мшистой периной, а под ней вода, – идешь словно цапля, высоко поднимаешь ноги, а эта зелень будто держит их, еле вырвешься. Вокруг мрачно и темно, среди еловых скелетов одно утешение – черничники под ногами, но с рюкзаками-то особо не понагибаешься. Далеко-далеко просвет за деревьями, солнышко выглядывает, думаешь – на полянке и отдохнём. Идёшь-идёшь, еле волочишь мокрые свои ноги. Вот и просвет совсем рядом. Дошли, смотрим – да не полянка это, а болото бескрайнее, солнышко в гнилых лужах старой колеи отражается, да иссохшие спички-стволы мёртвых деревьев освещает… От уныния такого так бы и остался тут, а нельзя, надо болото пройти, а там уж и отдохнем…
Позади три ночёвки: две на твёрдой земле, у быстрых речушек, чтобы умыться и хоть суп сварить, чай закипятить. А одна ночёвка – прямо среди болот, стемнело быстро, а вокруг глубь-трясина, ступить опасно, так и заночевали, где посуше было, тут уж не до супа, и костёр-то от такой мокроты не развести.
И наконец мы на настоящей поляне, среди цветов, деревьев, насекомые разные жужжат, жизнь вокруг и хорошо так! Подул непривычно свежий ветер, бодростью умыл щёки, пробежался по берёзовым кудряшкам, потрепал игриво траву, цветы полевые. Защекотали нежные, уютные запахи, вспорхнула птица, и опять всё затихло, убаюканное жарким дыханием июльского солнца.
Чуем по свежести, что недалеко уже озеро, все мысли о том, какое оно теперь? Какое Кожеозеро по сути своей, по замыслу Божьему? Что помнит оно, что сохранилось на нём, что забылось? Какие люди живут? Пару поворотов бежим вприпрыжку, и вот оно. Огромное наше озеро – 27 км. А далеко-далеко на горизонте облака в нём плывут. И не понятно уже, где озеро, а где небо…», так пишут о своём путешествии в Кожеозерский монастырь Елена Григорьева и Юрий Максимов.<1>
Мой дед запомнился мне страстной любовью к лесу и садоводству. Он как будто стремился украсить землю, на которой жил. Его маленький сад, богатый разнообразной растительностью, в детстве напоминал мне джунгли. И ещё иногда дед приговаривал: «Это позор – не знать историю своих предков!» Но ведь в юности мало кто над этим задумывается, и таинственная дедова тетрадка с записями бесследно канула в лету…
Но пути Господни неисповедимы… Пару лет назад, может быть даже и совсем неслучайно, попались мне, записанные в старой тетрадке, воспоминания Александра Павловича Кушникова, родного дяди моего деда. И всё изложенное ниже – это просто письмо моим родственникам, потомкам рода Кушниковых, живущим ныне в Томске.
Из воспоминаний Александра Павловича я с огромным удивлением узнала, что Кушниковы жили раньше возле Кожеозерского монастыря, и очень заинтересовавшись этим, отправила в областной архив единичный запрос следующего содержания: «Мой дедушка Кушников Никандр Васильевич родился в д. Остров (Ефимовская) недалеко от д. Усть-Кожа Онежского уезда. А его дед Павел Алексеевич родился в д. Заозерье. Деревня, насколько мне известно, возникла рядом с монастырём на Кожеозере после того, как он был закрыт в 1764 г. В середине XIX века Кожеозерский монастырь был возрождён, но крестьяне не хотели уходить с обжитого места, и между ними и монахами возникли распри. Примерно в 1862 году крестьяне были выселены с монастырской земли. Нет ли в архиве каких-либо сведений о родителях Кушникова Павла Алексеевича и о том, какой период времени они проживали в этой деревне Заозерье, родились ли тоже там или откуда-то переселились?»
Ну, то есть, я как-то рассчитывала вскоре получить небольшую справку. Но ответа не было больше года. И вот, когда уже и надежда пропала, неожиданно из архива прислали «подарок» в виде исследования родословной. Я так удивилась, вроде родословную не заказывала. Василий, мой знакомый онежский краевед, по следам которого я однажды совершила отчаянное путешествие в д. Пешельма, тоже был очень удивлён, и попросил написать ему, как я сформулировала запрос. А, ознакомившись с данным текстом, ответил, что так запрос не делается, что у меня талант на сказки, и что будь он сотрудником архива, то после такого запроса также решил бы выбрать все сведения и провести исследование рода.
Кроме того, Василий обнаружил в моей родословной свою кровную родственницу Дарью Фёдоровну (ок.1742 г.р.), дочь крестьянина Фёдора Петровича Горбунова из Городецкой волости, которая стала женой Ивана Васильевича Кушникова (ок.1740 г.р.) – самого далёкого на сей момент нашего предка, известного по документам. И в результате не очень сложных исследований оказалось, что у нас с Василием в XVII веке были общие предки! Ну как же всё-таки тесен мир! В кои-то веки, единственный раз в жизни написала незнакомому товарищу по электронной почте… Похоже, онежане все друг другу родственники, если хорошо покопаться.
Меня же озадачило, что деревня Заозерье в архивных документах не значится вообще, поэтому я предположила, что это было неофициальное название местности… А вот как раз упоминаемая в нашей родословной деревня Злобин Наволок, в которой жили наши предки, Василия очень заинтересовала. Потому что он о такой слышал, но где она точно находилась, не мог разобраться.
И вот весной прошлого года он поехал в областной архив по своим делам. Там есть читальный зал, где исследователям выдают для просмотра всякие документы. В числе прочих, Василий выявил одно толстое Дело, в названии которого фигурировала деревня Злобин Наволок, но просмотреть его не успел. И уже потом мне написал, что если будет желание, то можно съездить в Архангельск исследовать эту «историческую находку», ведь мне гораздо легче это сделать, чем ему снова ехать из Онеги.
А у меня в мае как раз отпуск был, и в череде разных забот как-то созрело решение посетить архив. Василий выдал подробнейшую инструкцию – куда идти, что делать, что сказать, как бланки заполнить. Я просто почувствовала себя разведчицей на задании…
Через четыре дня выдали это Дело… Вот такой фолиант: 410 листов или более 800 страниц. Название прозаическое: «О наделе пахотной землёй крестьян, выселенных из деревни Злобино-Наволоцкой». Начато 27 февраля 1858 года, закончено 30 октября 1865 года.
Можно себе представить, я как будто бы отправилась в путешествие на машине времени, листая пропахшие древностью страницы, пытаясь разобрать «иероглифы» старорусского текста с «ятями», перьями писаные. Тем более, что зачастую и построение предложений вызывало почти восхищение. Это какой же IQ надо было иметь, чтоб так мудрёно выражаться!
Я читала всё, что могла разобрать, целый день до самого закрытия читального зала, запоем, как детектив. История нарисовалась весьма драматичная. Василий сказал, что можно даже целую повесть написать по этому материалу, и предоставил ещё некоторые материалы, выявленные им в Российском государственном архиве древних актов в Москве и в Государственном архиве Архангельской области.
Итак, краткое предисловие…
Самый первый (о ком пока известно) наш предок Иван Васильевич Кушников ок.1740 г.р. появился в деревне Вачевской Малошуйской волости между 2-й и 3-й ревизиями, это раньше так назывались переписи населения. То есть во время 2-й ревизии в 1744 г. его ещё там не было, а во время 3-й ревизии в 1762 года его записали, как оказавшегося там в 1749 году. Откуда Иван Кушников появился в Вачевской – история умалчивает, но поскольку записан без состава семьи, то, скорее всего, был сиротой, это так Василий предположил. В других документах он назван крестьянином из Кушерецкой волости или из Кемского уезда.
Вот что говорится о происхождении фамилии в интернете. «Старинные дворянские роды Кушниковых уходят корнями в лихолетье Ивана Грозного. "Пришедшие из кущи" (густого леса) – так понималась эта фамилия во времена безудержных царских охот. Её происхождение связано со словами: "кушня" – изба, специально сооружавшаяся в непроходимой лесной чаще для охотничьих нужд, и "кушник" – охотник, размещавшийся в кушне и, иногда неделями уединённо живший в ней до начала охоты. От мастерства и умения кушников во многом зависел успех охоты. Кушники обитали во всех царских угодьях, за усердие выделялись царём, наделялись землёю, стяжали иные знаки монаршего внимания, возводились в дворянское достоинство. Кушниковы принадлежали к числу нетитулованных русских дворянских родов» <3>.
Но наш предок Кушников к дворянским родам никакого отношения не имел, скорее всего, он был просто «из кущи» какой-нибудь. Кстати, в древнем русском языке звук «ш» произносился мягко, поэтому, видать, и при переписи населения, вначале фамилия писалась Кущников, через «щ».
Кстати вот, о Кушерецкой волости. Название Кушерека досталось нам в наследство от финно-угорских племён и обозначает «порог, перекат», то есть Кушерека – порожистая река. И она просто кишела рыбой. Я думала, что лет двести-триста назад это было дремучее лесное захолустье. А оказывается, жизнь там бурлила ещё как!
Ведь в литературе Поморский берег Онежского залива характеризуется «как колыбель искони русского торгового флота, сокровищница русской народности». С юго-западного побережья новгородцы начали наступление на Беломорье. Русские поморы были одновременно и корабелами, и мореходами. В устье рек возникали первые поморские верфи, где строили небольшие добротные промысловые суда. На них ещё в XV-XVI веках был открыт о. Грумант (Шпицберген), совершались плавания к берегам Норвегии, Новой Земли а, в XVII в. к дальним сибирским рекам. Опыт мореплаваний передавался из поколения в поколение, и в конце XVII - начале XVIII веков в Кушереке даже была составлена «Мореходная книга» (Лоция).
В этом краю родилось немало искусных корабелов поморских судов, одновременно ставших отважными мореходами и знаменитыми капитанами, именами которых названы пароходы. Во второй половине XIX века в Кушереке были уже почта, телеграф и фельдшерско-акушерский пункт! Был открыт Мореходный класс.
Ещё славилось это село династией благочестивых батюшек, пять поколений которых, бессменно служили в приходе на протяжении 160 лет. Эта церковно-приходская династия Кононовых окончилась в 1855 году, потому что последний из них, священник по образованию, стал капитаном по призванию и дал начало новой династии мореходов <4>.
Вот из таких мест был наш предок Иван Васильевич Кушников, хотя, судя по дальнейшим событиям, по призванию он был «кущником», то есть большим любителем глухих лесных кущей. Какими путями он попал практически с побережья Белого моря в Кожеозерский монастырь, нам доподлинно неизвестно. Монахи иногда посещали Малошуйку, какие-то собирая деньги, там была их вотчина, может, и завлекли чем-то молодого парня.
Кожеозерский монастырь образовался в середине XVI века, и в 1585 году, царём Фёдором Иоанновичем ему было пожаловано на север и на юг до 90 вёрст земли, и далее лет сто с лишним эта обитель имела славную историю благодаря светоносным подвижникам, воссиявшим в далёкой лесной глуши. И даже будущий патриарх Никон три года подвизался там. Он оказался хорошим хозяйственником, и при нём монастырь достиг наибольшего экономического расцвета.
Но в XVIII веке различные неустройства и особенно пожары привели к обеднению монастыря. А в 1764 году в результате секуляризационной политики Екатерины II он был и вовсе упразднён, как и множество других монастырей в России.
Секуляризация – важное слово в этой истории. Обозначает изъятие церковной и монастырской собственности (движимого и недвижимого имущества) в пользу государства. Уцелевшим действующим монастырям были оставлены лишь небольшие сады, огороды и пастбища. Основной причиной секуляризации стало чрезмерное распространение свободных от налога церковных земель, снижавшее доходы государственной казны. Кроме того, в наследие от XVI-XVII веков Российской империи досталось множество монастырей, значительная часть которых к середине XVIII века оказалась с минимальным числом монашествующих.
Теоретически, согласно Манифеста Екатерины II, и земли бывшего Кожеозерского монастыря должны были бы перейти в государственную собственность. И даже Ведомство Государственных Имуществ, вполне было в этом уверено, что именно так и произошло. Но в действительности всё оказалось гораздо сложнее и запутаннее…
Кожеозерский монастырь в ту пору относился к Олонецкой губернии, а позже отошёл к Архангельской. Он и сейчас считается одним из самых труднодоступных в России, а тогда и вовсе…
Итак, монастырь был закрыт, монахи разбрелись кто куда, а церковь при монастыре обращена в сельский приход, на который был назначен мирской священник. Надо сказать, в старину было много благочестивых людей, которым не лень было в такую даль и глушь попадать на праздничные службы (беспорядочная пешеходная дорога до монастыря была около 60 вёрст, и то очень трудно проходимая по причине топких болот).
Но ведь торговых точек с готовым питанием даже при монастыре не было, а священник не мог сам ловить рыбу, обрабатывать землю, в общем, добывать себе хлеб насущный. Для этих благих целей и были наняты два крестьянина. Догадайтесь, кто. Наш предок Иван Кушников и ещё один крестьянин – Григорий Артёмов. Хотя тут они сделали явное упущение в своей жизни, не потребовав от властей, или хотя бы от духовенства, справку с печатью на этот вид деятельности. Ну да им простительно, неграмотные ведь были…
Я даже обнаружила к своему безмерному удивлению в Архангельском областном архиве в одном документе, (который по причине его особой ценности даже на руки не выдают, а посмотреть можно только на фоноскопе), что Иван Кушников был старостой Богоявленской церкви Кожеозерского монастыря, и ему после закрытия монастыря даже доверили на хранение кое-какую утварь <5>. Надо полагать, не совсем посторонним человеком он был на Кожеозере.
Название это, кстати, тоже древнее, финно-угорское, «кож» по смыслу обозначает «каменистое русло» <6>, потому что каменистое озеро, и берега местами скалистые. Речка Кожа, вытекающая из озера, тоже очень каменистая и порожистая. Хотя есть версия, что озеро получило такое название, потому что напоминает растянутую кожу животного, но, думаю, это маловероятно, вряд ли в древности люди задумывались о том, что напоминает такое большое озеро, им же сверху не видно было.
Вот так два товарища, обзаведясь семьями, стали жить-поживать и добра наживать. А церковному причту там, наверное, не очень-то весело было, службы редки, заняться особо нечем. Священники часто менялись, и со временем этот отдалённый от народа приход совсем опустел. А Кушников с Артёмовым, естественно, остались. Да и кому же придёт в голову от такой благодати бежать – до властей всякого рода далеко, сами себе господа. И к тому же, скорее всего, Ивану Кушникову, как старосте Богоявленской церкви, было поручено приглядывать за ней в отсутствие причта, ведь пару раз в году по большим праздникам там всё же проводились службы. Поэтому крестьян никто и не изгонял с этой земли.
Они жили на бывшем скотном дворе, поначалу в домах для монастырских работников в местечке, которое исстари называлось Злобин Наволок. Наволок – это берег, а Злоба – это популярное на Руси в XV-XVII веках мужское имя-оберег, пережиток языческого прошлого, давалась наряду с христианским именем в целях защиты от злых сил. Так и писали: Иван Злоба Квашнин, или Иван сын Злобин. Может, такое имя носил человек, облюбовавший это местечко. Потому что в одной книге о хозяйстве монастыря в числе прочего написано: «За монастырём располагался "скоцкой двор" и два двора "конюшенных". На "скоцком дворе" жили два служника, скотник, коровница. "На злобине, на волоке" находился ещё один "скоцкой" двор, где жили наёмные работники из разных мест» <7>. Хотя Василий предполагал ещё, что так могли прозвать берег по причине какой-либо природной неблагоприятности, но это нам уже не установить.
Как бы там ни было, именно под таким названием при переписях населения и была официально зарегистрирована государственными органами деревня, которую образовали Кушниковы и Артёмовы, и в которой наши предки прожили привольно почти сто лет! Может, они вообще относились к редкому числу тех счастливчиков, кому на Руси жить хорошо было во времена крепостного права. А деревню свою они сами называли Заозерье, наверное, это было точнее, проще и красивее. И в воспоминаниях Кушникова А.П. деревня фигурирует именно под таким названием.
Кстати, как я уже упоминала, Василий слышал о существовании этой деревни, но где она находилась, точно не знал, потому что с середины XIX века она не встречалась ни в одном из списков населённых пунктов, а в клировых ведомостях Прилуцкого прихода расстояние до неё указывалось разное – от 10 до 60 вёрст. Единственно, к чему можно было привязаться – по воспоминаниям А.П. Кушникова – что находилась она неподалёку от монастыря. Потом я в разных источниках встречала, что упоминаемый в материалах начала XVIII века «скоцкой двор на злобине на волоке» располагался в 1,5 или 2-х, или 3-х верстах от монастыря. Мне было очень интересно, и я часто изучала спутниковую карту, пытаясь понять, где бы могла быть деревня наших предков.
И вот, когда работала в архиве, решила ещё дополнительно исследовать материалы Кожеозерского монастыря XIX века, которые сама нашла в архивном путеводителе. Пришлось даже на работе отгулы брать, потому что отпуск к тому времени уже закончился. Среди прочих дел я обнаружила документ со странным для меня названием: «План лесной дачи Кожеозерского монастыря» <8>.
Фрагмент плана Лесной дачи Кожеозерского монастыря, 1898 г.
Со своими современными понятиями я подумала, какая же дача может быть у монастыря? И о, чудо! Этот план оказался восхитительной картой Кожеозерья. И как только такое произведение искусства можно было создать в XIX веке без всякой современной техники! Я, затаив дыхание, принялась штудировать эту карту и чуть не подпрыгнула на стуле! Потому что там так и написано было – Заозерье!
Место это находилось как раз в трёх верстах от монастыря, но, чего я даже не предполагала – на противоположном берегу озера! Своей радостью я сразу же поделилась с Василием, он подумал-подумал и тоже согласился, что именно там и была деревня Злобин Наволок.
Итак, хоть и вдали от цивилизации и всякого начальства, но совершенно официально, не скрытно, в маленькой деревушке проживали крестьянские семейства Кушниковых и Артёмовых. Со временем население деревни увеличилось до семи семей – 56 человек, 28 мужчин и 28 женщин. Кстати, Василий удивлялся, как же они друг на друге не переженились. Но это – факт! Жён брали из других деревень, хоть и далековато приходилось за ними вылазки делать. И девушек замуж выдавали также в другие деревни. Был, правда, печальный момент: Отечественная война с Наполеоном 1812 года достала даже и этот далёкий край. Одного сына Ивана Кушникова – Михаила, забрали в солдаты, и назад он уже не вернулся, может быть, погиб в жестоких сражениях, или, дай Бог, остался на жительство где-нибудь в другом месте. До 1850 года в деревне проживал также со своей матерью и будущий служкопев Соловецкого монастыря Мартын Иванов Костин. Так что, можно сказать, был в Заозерье и свой «Божий человек».
Крестьяне, естественно, трудились с утра до ночи, должно быть, даже тяжко – землю от леса расчищали, пахали, сеяли, скот разводили, охотились, рыбу в озере ловили. Кожеозеро, кстати, довольно большое, 27 км в длину, до 6 км в ширину. Земли было у них 14 га., травы косили до 196 возов, озеро приносило доход более 1000 рублей в год, в лесу полно ягод и грибов, дичи всякой и зверя пушного. Хотя жизнь в дикой глуши явно была не легка, но зато крестьяне были совершенно свободны! Положенные подати выносили сборщикам сами, и от государства к ним никаких претензий не было.
Три поколения Кушниковых родились на Кожеозере, и земля эта – щедрая, вольная и красивая, стала их любимой родиной. И почему-то государственным чиновникам, проводившим переписи, никогда не приходила в голову мысль, что сии отшельники наслаждаются свободной жизнью в этом глухом углу вселенной незаконно, они вполне законно считались государственными крестьянами, живущими на государственной земле.
Вот, кстати, их характеристика того времени:
«… семейства Кушникова и Артёмова:
1) не состоят на первых двух рекрутских очередях;
2) на этих семействах никаких податных и земельных недоимок, равно и частных долгов нет;
3) в семействах Кушникова и Артёмова нет лиц, принадлежащих к особенно вредным раскольническим сектам;
4) в семействах сих никто под судом и следствием не состоит» <9>.
Вообще, из закрытых при Екатерине II монастырей восстанавливались очень немногие, но для Кожеозерского монастыря было сделано исключение – в целях борьбы с раскольничеством на Севере. А может, и Кожеозерские святые поспособствовали сему, не оставив своим ходатайством перед Богом эту землю. И вот в мае 1853 года определением Святейшего Синода, утверждённым Императором Николаем I (который под конец своей жизни стал глубоко верующим православным христианином), Кожеозерская пустынь была возведена на степень самостоятельной обители с числом монашествующих до 15 человек. А в 1856 году правительством было принято решение о выселении с Кожеозера крестьян, поселившихся там после секуляризации 1764 года.
И вот, представьте, читаю в одной хорошей исторической книге по истории Поонежья: «Монастырь оплатил им (крестьянам) издержки, связанные с переездом и утратой земли. Вероятно, крестьян не устроила сумма компенсаций, и дело далее рассматривалось в суде. Неизвестно решение суда, но обида у крестьян осталась, и она выплеснулась во время гражданской войны. Кроме обиды, возможно, была и зависть, хозяйственная деятельность монастыря не могла не вызывать похожих чувств» <10>.
И тут я поняла, что пора восстановить историческую справедливость и как-то вступиться за предков. Горькая обида у них, конечно, была, но к разгрому и разорению монастыря после революции 1917 года они не имели никакого отношения…
Монастырские земли достались Архангельской губернии в наследство от Олонецкой уже вместе с возникшей деревней. Ну живут в лесу крестьяне и пусть себе живут. Подати платят, законов не нарушают. Никто ведь, даже из самых высоких чинов, никогда не предполагал, что Кожеозерский монастырь будет снова открыт. И никому ни разу не пришло в голову докопаться, а по какой причине и чьему распоряжению крестьяне тут поселились, и где у них на то заветная бумажка, без которой, как известно… никуда. И почти за сто лет крестьяне ой как крепко укоренились на этой земле, своими трудами возделывая, в поте лица добывая хлеб свой. Поэтому, вполне естественно, что появившихся на Кожеозере в 1850-х годах соловецких монахов они восприняли как врагов своего бытия, которые зарились на их почти столетними трудами разработанные земли.
В свою очередь и монахи сильно недоумевали, что это за поселенцы завелись в бывших монастырских угодьях. И те, и другие считали землю законно своею. Поэтому и возник этот дошедший аж до царя-батюшки многолетний конфликт, который принёс немало страданий крестьянам, а монахам – хлопот и огорчений.
И даже сейчас, спустя сто шестьдесят лет с той поры, глядя в прошлое, я остро ощущаю драматичность той ситуации – у каждой стороны этого конфликта была своя святая правда. Ведь во все времена земля для крестьян – сама жизнь, и никто никогда не уступал её добровольно. Я читала, что в стародавние времена появлявшихся отшельников крестьяне иногда даже просто убивали, потому что понимали, что если впоследствии появится монастырь, то они лишатся своей земли, поэтому монахов очень недолюбливали <11>. И своё право на место под солнцем монахи доказывали благочестивейшей жизнью, которая сокрушала стены вражды, оживляя загрубелые крестьянские сердца любовью к Богу.
Но в XIX веке времена были уже несколько иные – имущественные споры в государстве Российском решались вполне цивилизованно на основании законов. Хотя и закон, как говорится, что дышло…
Забегая вперёд, скажу, что впоследствии даже грамотные государственные чиновники далеко не сразу смогли определиться, в чьей же всё-таки собственности должны находиться Кожеозерские земли, и в разрешении этой очень непростой, исторически сложившейся ситуации принимали участие несколько государственных структур и важных персон: Архангельская Палата Государственных Имуществ, Департамент, Министерство и Ведомство Государственных Имуществ, Министерство Внутренних Дел, Казённая Палата, Губернатор Архангельской губернии, Духовное Ведомство, Святейший Синод, Государственный Совет, Правительствующий Сенат, и наконец, Сам Император Александр II.
Итак, когда в 1853 году ВЫСОЧАЙШЕ утверждённым определением Святейшего Синода была открыта Кожеозерская общежительная пустынь, то на содержание её предоставлено было: проценты с капитала 9800 рублей серебром, церковные доходы, рыбное озеро и 89 десятин 1800 кв. сажен пахотной и сенокосной земли (1 десятина = 1,092 га).
Но на своих, как им казалось, землях монахи столкнулись с жёсткой конкуренцией в лице каких-то «наглых» крестьян. Строитель монастыря (такая раньше была должность, вроде настоятеля) иеромонах Пармен, будучи очень образованным, решил, видимо, во всём разобраться лично, ведь он был настоящим устроителем вверенной ему обители и стремился сделать всё, что возможно, для её благосостояния.
И вот к своему возмущению Пармен обнаружил, что в 1836 году между крестьянами и Духовной стороной был оформлен письменный раздел по землям и местам рыбной ловли. Ведь к тому времени былая слава монастыря давно уже канула в Лету, и совершенно не предвиделось, что обитель вновь откроется, а до бывших монастырских земель, кроме крестьян, вообще никому дела не было, даже духовенству, по причине «неудобопроходимой пустынной отдалённости». Вот так и получилось, что лесные жители стали хозяевами на Кожеозере, и вроде бы даже вполне законно. По этой причине во владение вновь открывшейся обители были предоставлены лишь те "неудобные" земли (оставшиеся Духовной стороне), которые находились к северу по речке Коже и в несколько отдалённых местах в черте Олонецкой губернии. Крестьяне же совершенно искренне полагали, что как раз монахи-то и посягают несправедливо на их земли, поэтому и пытались противостоять им всеми своими силами.
Однако, у монахов на этот счёт было своё мнение. Вот цитата из одной старой книги 1881 года выпуска. «Два крестьянина разных деревень, по приглашению причта, поселились на церковной земле с тем, чтобы обрабатывать землю пополам. Им дозволили жить с семьями на скотном дворе, в готовых избах. Один крестьянин Кушерецкой волости, а другой Турчасовской. Они обрабатывали монастырскую землю, ловили рыбу и косили сено исполу, и жили таким образом много лет. Священники сменялись один другим. Впоследствии со временем крестьяне сделались хозяевами во всех угодьях монастырских; нажили детей и внуков; образовалась небольшая деревня, они считали землю своею до 1853 года. Между тем все угодья: земля, вода, лес считались по царским грамотам постоянно принадлежащими духовному ведомству» <12>.
Кстати, в Жалованной Грамоте Царя Фёдора Иоанновича после перечисления дарованных монастырю земель написано также: «…и дела впредь до их земли никому нет» <13>. То есть, чтобы и в будущем на эти угодья никто не зарился.
Поэтому монастырские жители лишались доброго расположения духа от того, что «соседи» ловят рыбу в их тонях, имеют сенокосы на их лугах и пользуются их пахотными землями. Да и крестьяне шибко раздражались, к примеру, обнаружив, что скошенное ими сено увезено монахами. Так что, мало-помалу, чаша взаимных обид наполнялась.
Нельзя сказать, что монахи не искали мирных путей. Пытаясь найти выход из этой тупиковой ситуации, они миролюбиво, и даже с предложением денежного пособия, просили удалиться крестьян с Кожеозера туда, откуда пришли, то есть «чтобы они выселились с монастырской земли в своё общество, но они не желали» <14>.
А я вот думаю, монашествующая братия, видимо, была несколько некомпетентна в мирской жизни. Ну как же такая толпа крестьян могла оставить свою деревню и пойти искать себе другое место жительства? Кто бы их куда пустил? Впрочем, дальнейшие события, даже при активном вмешательстве властей, это только подтвердили. Поэтому принять идею переселения крестьяне никак не могли, не говоря уже о том, какую реакцию вызвало у них это деловое предложение. Так что конфликт крепчал, и мирного соседства с обителью, к сожалению, не получалось. А так хотелось бы… Может, тогда бы история монастыря сложилась по-другому...
Знаю просто, что на территории нынешнего Верхнетоемского района, точно так же в глухом лесном краю, образовался в XVII веке Соезерский монастырь, буквально у стен которого, поселились затем крестьяне, и появилась целая деревня. Монахи жили довольно бедно, временами им даже приходилось просить подаяния, но зато в мире с крестьянами. Потому что, хотя точно так же при Екатерине II этот монастырь был упразднён в 1764 году, но до сих пор местные жители, сохранив свою веру, с любовью берегут его стены и память о нём. И дивная эта земля до сих пор является для людей источником жизненной силы и вдохновения.
Мечтать, как говорится, не вредно, но события на Кожеозере развивались совсем иначе. Итак, иеромонаху Пармену удалось доказать что никакой законной силы документ о разделе земли не имеет, и с его лёгкой руки приобрели жители Злобина Наволока характеристику своевольно, без всякого разрешения Начальства, поселившихся на монастырских землях «недобросовестных крестьян», которые «по хищно приобретённым правам» домогаются иметь «в своём владении неограниченное и безотчётное пространство земли к притеснению иноческой обители» <15>.
Не думаю, что Строителю монастыря доставляло особую радость посещение различных инстанций и писание прошений, но своя святая цель у него была – исправить историческую ошибку, случившуюся в результате политики Екатерины II, и восстановить монастырь в правах владения землёю. Поэтому, обращаясь за помощью к влиятельным лицам, иеромонах Пармен напоминал о том, что ещё в 1585 году земли монастырю были пожалованы Царём Фёдором Иоанновичем, и жаловался, что крестьяне захватили их самовластно, незаконно, и что эти земли находятся «без всякого со стороны Начальства надзора, в полном и безотчётливом распоряжении крестьян, которые по древнему обычаю своих предков, истребляя здесь леса под посев ячменя и ржи (но ведь поля-то не бескрайние, и они даже монахам были нужны), производят нередко в лесах по небрежению пожары» (как-то сомнительно, крестьяне – не туристы, а лес – их дом, стали бы они сами себе пожароопасность устраивать, так бы вся округа почти за сто лет выгорела), а при охоте на белок «в глуши лесной срубают много хорошего строевого леса» <16> (вообще не представляю, как это может быть, и потом, монахи не бегали же вслед за крестьянами на охоте, чтобы посмотреть на этот процесс). Монастырские жители также обвиняли своих соседей в хищении хозяйственных мелочей типа верёвок, топоров и лопаток, в ущемлении братии на покосных и пахотных землях, и главное в том, что «нехристианским своим характером» они «угрожают расстройством доброму основанию» обители. А столкновения между монахами и крестьянами по поводу рыбной ловли с некоторого времени и вовсе породили беспрерывную вражду, и иеромонах Пармен очень опасался, чтобы дело не дошло до поджигательства и убийства, потому как это «свойственно дикой нравственности тамошних крестьян и пустынной отдалённой местности», где «за глазами всякого начальства зло от полудиких крестьян может торжествовать безнаказанно» <17>. А потому и стал просить Строитель монастыря гражданские власти, во избежание непримиримой вражды, переселить «этих крестьян куда-либо в отдалённое место, и тем даровать пустынножителям мирное в иноческих подвигах пребывание» <18>.
Хотя поначалу даже государственные органы встали на защиту обитателей Заозерья, что меня очень впечатлило: «Первому Департаменту Палата Государственных Имуществ имеет честь донести, что земли Кожеозерского монастыря поступили из Духовного Ведомства в Казённое Управление ещё до Всемилостивейшего Манифеста 19 сентября 1765 года и с того времени состоят бесспорно в пользовании государственных крестьян, которые, поселившись тут после уничтожения Кожеозерского монастыря, большую часть земель обработали из-под лесов сами, и в настоящее время находится в тех местах целое крестьянское селение, считаясь в составе Управления Государственных Имуществ, и ежели отнять у крестьян земли монастырю, то они останутся без земель, ибо таковых для наделения их в виду не имеется и переселять их некуда» <19>.
И ещё: «В случае переселения семейств этих на другое место, будет то для них весьма обременительно, так как они много приобрели угодий своими трудами и устроили для себя дома и прочее крестьянское обзаведение» <20>.
А с другой стороны ведь и для жителей других деревень подселение к ним новых крестьян было также тягостно, что отлично понимал даже Министр Государственных Имуществ, докладывая впоследствии вышестоящему начальству, что переселение «очевидно стеснительно для местных крестьян, которые пользуются землёю в весьма недостаточном пространстве, и что подобное же затруднение должно обнаружиться и в других селениях Архангельской губернии, так как здесь крестьяне большею частию не имеют иной земли, кроме расчищенной и удобренной их трудами, и потому не могут, без некоторой несправедливости, быть побуждаемы к уступке части подобных угодий в пользу сторонних крестьян» <21>.
Наилучшим выходом из создавшегося положения, думаю, было бы выселение «злобинцев» на новое место с образованием новой деревни, и даже была у чиновников такая здравая мысль но, то ли им не хотелось заниматься поиском «пустопорожней» земли для крестьян, то ли Поонежье в ту пору действительно было так плотно заселено, что лишнего места просто не оказалось, поэтому вышло то, что вышло…
А поскольку у Строителя монастыря иеромонаха Пармена была всё же хорошая поддержка в столичных кругах, где симпатии, безусловно, были на стороне монашествующих, то его праведные усилия увенчались успехом, и вскоре государственная машина закрутилась в обратную сторону…
Присланный на дознание в деревню Помощник Кемского Окружного Начальника Волков, которому дано было указание позаботиться «убедить крестьян, чтобы они сами просили о переселении» <22>, сообщил в своём донесении начальству, что хозяйство у крестьян незначительное, находится в небрежении, что «окружному начальству по трудности сообщения за ними следить никак нельзя, да они и сами стараются избегать этого, что доказывается тем, что они государственные подати выносят в деревню Носиловскую (на Прилук), дабы сборщик и старшина не могли следить за ними и хозяйством их», и что они, «живя вдали от приходской церкви, по два года не бывают у исповеди и Святого Причастия, что пагубно сказывается на их духовном состоянии», и что «за отдалённостью и неудобстовом сообщений» священники не посещают их для бесед, а потому крестьяне, «не имея бдительного за собою наблюдения, легко могут пасть в раскол», так как в соседней Олонецкой губернии раскол уже процветал, и что они «имеют грубый и почти диковатый характер, вполне соответствующий их лесному жительству», и поэтому их просто необходимо переселить в цивилизацию, «в более населённые деревни», в общество других крестьян, поближе к тракту у реки Онеги, «где они могут принять дух и характер общежития». И, видимо, с какими-то угрозами взял подписку с крестьян, что они, якобы, сами просят по вышеназванным причинам переселить их в другие деревни.
Кстати, на мой взгляд, господин Волков как-то несколько исказил сведения о крестьянском быте. Ведь в этом «незначительном» и находящемся «в небрежении» хозяйстве было 11 лошадей, 28 коров и 46 овец. Кроме жилых домов были гумна, амбары, две ветряные мельницы, конюшня, бани, избушки для сушки сетей, а также 12 лодок, и, судя по немалому количеству снастей, рыбный промысел был не на последнем месте в этой деревушке. Не знаю, как по меркам XIX века но, по нынешним временам такому хозяйству можно позавидовать. Конечно же, переселение Кожеозерским крестьянам грозило гибельным разорением.
Однако «злобинцам» обещалось, что «на новых местах жительства им выделят земли, сенокосы и лес для строительства домов безпошлинно, и что их переселят только после того, как они обустроятся на новых местах» <23>. Переселить всех в одну, уже жилую деревню, не получалось за отсутствием соответствующих излишков земли, поэтому лесных жителей распределили первоначально по четырём деревням, а с жителей деревень, в которые планировали переселить Кушниковых и Артёмовых, взяли подписки о согласии принять в свои сельские общества эти семьи.
И вот в декабре 1856 года Архангельская Палата Государственных Имуществ, предписала Мардинскому Волостному Правлению сделать немедленное распоряжение о выселении крестьян Артёмова и Кушникова с семействами с земель Кожеозерской обители в те деревни, где их можно будет разместить с согласия хозяев «непременно нынешнею же зимою, при пособии обители» <24>.
А уже 18 апреля 1857 года Строитель монастыря иеромонах Пармен радостно сообщает Палате Государственных Имуществ:
«Вследствие отношения сей Палаты, от 20 минувшего февраля за № 2312, сим имею честь уведомить, что жившие на земле, принадлежащей вверенной мне обители, крестьяне, составлявшие Злобино-Наволоцкую деревню, по благодетельному сей Палаты распоряжению на показанные им места нового водворения, все выехали отсюда по последнему зимнему пути; я же со своей стороны с братиею моею сделал этим переселенцам значительное пособие, заключающееся в нижеследующем:
а) По условию, учинённому с обоих сторон в прошедшем 1856 году при посредстве чиновника господина Волкова, дал каждому хозяину семейства по пятидесяти рублей серебром.
б) Всем домохозяевам заплатил за дома их с пристройками без обидно.
в) Семейства их и имущества до мест нового поселения перевезены монастырским коштом, на вольнонаёмных подводах и частию на монастырских лошадях, и
г) За овец, остатки зимних запасов сена, и за избытки у некоторых исправных хозяев хлеба я заплатил деньгами по ценам, существующим в здешних местах.
И что всё происходило в присутствии Волостного Головы и сельского старосты, добросовестно и в духе миролюбия; и как таковым выселением с земли монастырской крестьян устранено всякое неправедное вмешательство их во владение землями из иноческой обители и прекращена существовавшая оттого с обоих сторон вражда – а потому я с братиею моею, чувствуя таковое благодеяние в полной мере, членам Палаты приношу живейшую благодарность, вменяя себе в благоприятную обязанность молиться о благоденствии их и душевном спасении» <25>.
Хотя сами переселенцы считали, что «…плата, полученная каждым из нас за наши проданные обители дома весьма незначительна, нестоящая вовсе наших домов…» <26>, и горько сожалея о своём оставленном хозяйстве, просили впоследствии начальство понудить обитель заплатить им деньги ещё и за другие строения: амбары, гумна, бани, ветряные мельницы и всякие прочие крестьянские принадлежности.
Но как бы там ни было, в мае 1857 года Волостной Голова Самуил Корнилов отрапортовал Палате Государственных Имуществ, что «бывшие крестьяне с семействами деревни Злобина Наволока Кяловангского общества Мардинской волости, согласно распоряжению Начальства и приговора обществ, из той деревни переселены в таковые ж, а именно Емельян Матвеев Кушников – в Воймозерскую, Иван Фёдоров Артёмов – в Выдринскую Кяловангского общества, Алексей Матвеев Кушников – в Ефимовскую и Егор Фёдоров Артёмов – в Карбатовскую Мардинского общества, земли же, оставшиеся после деревни Злобинской сдаю Кожеозерской обители» <27>.
Казалось бы, полный хеппи-энд! Конфликт исчерпан. Живите дальше, уважаемые товарищи крестьяне, радуйтесь и трудитесь в поте лица на новых местах жительства. Но ведь это далеко ещё не конец этой истории!
Обратите внимание: Дело, которое я изучала в архиве, начато 27 февраля 1858 года, а закончено 30 октября 1865 года! Впереди у наших предков было ещё 8 долгих лет мытарств!
В общем, мая 25 дня 1857 года Волостной Голова Самуил Корнилов, что называется, «схватился за голову». И понеслось в Палату Государственных Имуществ, Донесение:
«Согласно предписанию Палаты Государственных Имуществ от 20 февраля сего года за № 2313, последовавшего на имя Волостного Правления, крестьяне Кяловангского сельского общества Кушников и Артёмов с семействами их перечислены из деревни Злобина Наволока в деревни: Ефимовскую, Выдринскую, Воймозерскую и Карбатовскую; но насчёт наделения их земляными участками последовало затруднение, ибо крестьяне означенных деревень по убеждению моему наделить их земляными участками не согласились, а именно: в бытность мою в деревне Выдринской 8 мая о наделении крестьянина Ивана Артёмова земляным участком, крестьяне той деревни на моё убеждение не согласились; даже и вовсе не хотят наделить, – отзываясь тем, что ими подано в Архангельскую Палату Государственных Имуществ прошение, и пока не получат на оное ответа, наделять землёю не будут, тем же самым отозвались крестьяне Воймозерской и Ефимовской деревень, а в Карбатовской деревне по сему делу я быть не успел по случаю отвлечения меня в город Онегу по предписанию господина Помощника Окружного Начальника Волкова для приёма из Каргопольского и Пудожского уездов зернового хлеба, следующего в Поморский край, где и по настоящее время нахожусь; между тем причисленные крестьяне остались без наделения земляными участками и без насеву яровым хлебом в настоящую весну.
О чём Архангельской Палате Государственных Имуществ имею честь донести, – покорнейше прошу о понуждении крестьян означенных деревень к наделению земляными участками причисленных к ним крестьян; дабы мне по сему делу не подпасть безвинно ответственности, и перечисленные крестьяне не могли бы остаться без средств пропитания» <28>.
Вот так! Хотели как лучше, а получилось – как всегда! Оказывается, коренные жители тех деревень, несмотря на взятые с них подписки, вовсе не собирались, и даже категорически отказывались принять в свои ряды выселенцев с Кожеозерья. Ну, ведь понятное дело: Поонежье – не бескрайние степи, количество пахотных и сенокосных земель крайне ограничено лесами и болотами, каждый клочок в цене, кто же захочет этим добровольно делиться.
И даже само-то Дело начинается с письма крестьян деревни Ефимовской господину Управляющему Архангельской Палаты Государственных Имуществ об отказе принять семейство Кушниковых в свой «колхоз» по той же причине дефицита земли:
«…и хоть мы Кушникову с семейством выделим часть пахотной земли до 4500 сажен под посев ярового хлеба для пропитания его семейства на одно лето до распоряжения начальства, а о перечислении его в нашу деревню – мы возможности принять не имеем, дабы чрез это не привесть себя до крайней бедности и разорения. Посему и всепокорнейше просим Вашего Высокородия благоволить со своей стороны оказать нам защиту и покровительство, – причислить его, Кушникова с семейством, в такое селение, где значительное изобильное количество участков, и тем бы нас не лишить вечного куска хлеба» <29>.
Итак, выселенным с Кожозера в феврале 1857 года крестьянам деревни Злобин Наволок чиновники обещали, что на новых местах жительства они смогут построиться и им выделят земельные участки. И даже вполне добросовестно составили списки, сколько в какой деревне конкретно от каждого крестьянина отщипнуть земли в пользу переселенцев. Но в реальности всё это оказалось байками правительственных органов. Крестьяне тех деревень, как уже сказано выше, вовсе не обрадовались переселенцам, своими землями с ними делиться не пожелали в принципе, несмотря на все постановления правительства. Кушниковы и Артёмовы, рухнув в нищету, стали активно посылать сигналы бедствия, ведь им даже жить негде было, не то что пахать и сеять.
И ведь, что удивительно, крестьяне были услышаны! Министерство Государственных Имуществ подтвердило прежнее мнение Палаты Гос. Имуществ о том, что «пахотные и сенокосные земли Кожеозерского монастыря, поступившие из Духовного ведомства в Казённое Управление ещё до Всемилостивейшего Манифеста 19-го сентября 1765-го года, разработанные большею частию трудами крестьян, бесспорно должны по силе 792 Ст. Свода Законов межевых, по давности владения, принадлежать этим крестьянам, хотя право владения этими землями никакими документами не подтверждается» <30>, и признав решение Палаты о выселении крестьян неправильным, предписало возвратить их на прежнее место жительства в Злобин Наволок <31>.
А двух чиновников, которые занимались выселением «злобинцев» даже собирались предать суду и обязать возместить крестьянам материальные издержки, но в результате милосердного заступничества губернатора Архангельской губернии, они лишились только своих должностей в Палате Государственных Имуществ, потому что взять с этих «людей без состояния» всё равно было нечего, тем более что один из них, «обременённый большим семейством, жил в крайней бедности, не имея никаких способов к пропитанию» <32>.
Итак, чтобы оценить в каком состоянии находится деревня Злобин Наволок, и можно ли туда возвратить крестьян, а также для съёмки на план земель, летом 1858 года на Кожеозеро были откомандированы рабочие и чиновник по особым поручениям Палаты Государственных Имуществ Иевлев с Землемером Хозяйственного Отделения Палаты Павлом Смирновым. Господа эти, надо сказать, произвели впечатление очень ответственных и грамотных людей. Позднее, Павел Смирнов так же принимал деятельное участие в устройстве быта крестьян, наверное, как родной им стал.
Обнаружилось, однако, что на месте деревушки уже был устроен кирпичный завод, а все дома крестьян монахи разобрали на дрова да на монастырские постройки, только дом наших предков Кушниковых остался, и то потому, что в нём жили монастырские рабочие, которые делали кирпич.
Иеромонах Пармен поняв, что над монастырём вновь сгущаются тучи, и главное сражение ещё впереди, отнёсся к командированным очень прохладно, с Иевлевым общаться отказался вообще и приказал даже лишить его пищи от монастырской трапезы. Такие дерзкие действия, «совершенно несвойственные монашествующему» весьма оскорбили гос. чиновника, о чём он, в свою очередь, сообщил в донесении в Палату Государственных Имуществ с просьбой обуздать иеромонаха Пармена «от сопротивления приказаниям высшего начальства и удержать от оскорбительных действий против исполнителей этих приказаний» <33>.
А рабочие, присланные для помощи в съёмке земель на план, через неделю просто загадочно исчезли, то есть самовольно ночью покинули Кожеозеро. Оказалось, что «к своевольному уходу людей со съёмки много способствовал Строитель обители Иеромонах Пармен тем, что при недостатке у людей хлеба не приказывал отпущать им его за деньги, а также посылал к ним послушников с советами, чтобы они не жили в обители напрасно, а шли бы по своим делам; когда же люди задумали уйти от нас тайно, то Строитель выдал им на дорогу и хлеба» <34>.
Странно, ведь иеромонах Пармен сам ранее жаловался, что крестьяне владели землями неограниченно и безотчётно, а когда власти съёмкою на план решили привести эти угодья в известность (а заодно и монастырские), то своими действиями практически остановил все работы. Наверное, от отчаяния на крайние меры пошёл, даже репутацией своей безоглядно пожертвовал, отстаивая бывшую монастырскую собственность у гражданских властей.
Итак, на возвращение «выселенцев» обратно в Злобин Наволок Палата Гос. Имуществ планировала выделить сумму аж в 810 рублей серебром. Даже вполне приличную бригаду рабочих со всем инструментом собирались послать на Кожозеро для постройки скорейшим методом новых домов для крестьян. И, наверное, этот план вполне бы мог осуществиться, тем более что Онежский Уездный Суд признал иск обители о бывших крестьянских землях, не подлежащим удовлетворению, и определил ей пользоваться только теми землями, которые были ей отведены в 1853 году. Это решение было утверждено в сентябре 1858 года Архангельскою Палатою Уголовного и Гражданского суда, с чем и согласилась Палата Государственных Имуществ.
Но заботливый Строитель монастыря тем временем тоже не дремал, углубившись в законы государства Российского. И ведь нашёл такую хитрую лазейку: «… а в 301 Ст. IХ тома Свода Законов между прочим сказано, что никакое решение, по которому отчуждается что-либо из действительного монастырей владения, не может быть приводимо в действие без пересмотра дела в Сенате, и без утверждения Императора» <35>, то есть «чтобы прежнего Кожеозерского монастыря земли и угодья считать ныне казёнными, должно состояться ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, указующему прямо на уничтожение силы вышепрописанной Царской Грамоты 1585 года» <36>. Проще говоря, поставил вопрос ребром: если земли монастырю пожаловал Царь, то и лишить их может только Император! Эта идея сработала просто фантастически, и далее вопрос решали уже не местные власти, а Правительствующий Сенат в столице, куда иеромонах Пармен и подал своё прошение, предупредив землемера Смирнова, что в ожидании судейского решения «крестьяне не должны здесь обращаться нагло, стремясь на водворение своё по-прежнему на Злобином Наволоке».
А пока длилась вся эта тяжба, Кушниковы и Артёмовы всё так же безнадёжно бедствовали. И даже отправили жалобу самому Государю Императору. Этот факт мне показался чрезвычайно интересным – никогда бы не подумала, что такое было возможно в монархическом государстве (как-то со школы ещё осталось понятие о забитых, бесправных крестьянах), поэтому привожу текст почти полностью. Стиль, конечно, сложноватый, но, думаю, смысл понятен. Послать такой сигнал SOS самому Императору можно было только от крайней степени отчаяния.
АВГУСТЕЙШИЙ МОНАРХ, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ!
Если правосудие и милосердие соединяются воедино, то мы в числе 55 обоего пола душ, – будучи лишены безвинно собственности и достояния предков наших, разорены до бесконечности, не зная, куда преклонить в настоящее время головы, – не имеем ныне другого средства к спасению, как только слёзно вопия – прибегнуть и пасть к Престолу и освящённым Стопам ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА – принося сию всеподданейшую жалобу:
Предки наши и отцы по происхождению из экономических крестьян Архангельской губернии Онежского уезда, имели поселение, с дозволения Правительства, назад тому более ста лет, при Кожеозерском монастыре, в деревне, именуемой Злобином Наволоке, в трёх верстах от пустыни, до того времени бывшего монастыря Св. угодника Божия Никодима, – и обзавелись разными строениями, принадлежностями для рыбных ловлей и двумя мукомольными мельницами. Когда же впоследствии в 1853 году та Кожеозерская пустынь по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению, – возведена на степень самостоятельной общежительной обители, – то Строители оной Митрофан и Пармен в противность всех прав и законов, не имея при обители особой земли, – начали нам делать разные стеснения из-за того, чтобы завладеть самим нашими землями, сенокосами, озером с рыбными ловлями, которое одно может в год принести более 1000 рублей, и решительно всем, чем прадеды наши и мы пользовались и имели отчего пропитание, – завладев сначала сенными покосами, самоуправно сами собой, что мы скашивали, то они к себе свозили, – и запретили даже нам хоронить умирающих на общее кладбище подле предков наших, и мы принуждены были возить тела за 50 вёрст к церкви Прилуцкого прихода, и наконец успели достигунуть всего – нас, по домогательствам их, насильно чрез местное наше сельское начальство, устращеванием и угрозами выгнали и лишили земель предков наших, домов и разного в крестьянском быте заведения, и разослали по 5 деревням, кого за 60, а других за 80 и 100 вёрст, Мардинского Волостного Правления, написав от нас предварительно, по безграмотности всех нас, в чём было для них нужно, какие-то подписки, с убеждением на словах только, что будут для нас всех устроены дома и прочие пристройки, наделены земляными участками самыми удобными, на равных с прочими крестьянами; но вот четвёртый год ничего нам не дают, местные крестьяне не пускают нас селиться, и земли клочка не имеем и не засеваем, – чрез что все семейства наши пошли по миру, и даже приют для ночлега принуждены покупать, а жалобы и просьбы наши об этом остаются без действия.
А потому осмеливаемся ещё всеподданейше просить милости ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, которая есть исключительная, о повелении возвратить нас на прежнее жилище в селение Злобин Наволок при Кожеозерской обители, наделить нас по-прежнему земляными участками, сенными покосами, и на место разорённых домов и прочих строений с мельницами выдать нам из экономической суммы пособие и на вырубку леса дозволение.
ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА верноподданные
Государственные крестьяне Архангельской губернии Онежского уезда
Иван и Павел Матвеевы Кушниковы,
Иван и Егор Фёдоровы Артёмовы,
Иван, Андрей и Григорий Ивановы Артёмовы,
избранный из среды и по словесному доверию их, брат первым, Емельян Матвеев Кушников, за себя по неумению грамоте, прилагает три креста ХХХ.
апреля14 дня 1860 года <37>
Надо сказать, что российские монархи, несмотря на сложнейшую обстановку в стране, очень много делали для её развития, но ведь всем, как известно, не угодишь. Согласно журналу Государственного Совета за 19 февраля (3 марта) 1855 года, в своей первой речи перед членами Совета новый Император Александр II сказал: «Мой незабвенный Родитель любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только её пользе. В постоянных и ежедневных трудах Его со Мною, Он говорил Мне: "Хочу взять Себе всё неприятное и всё тяжкое, только бы передать Тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною". Провидение судило иначе, и покойный Государь, в последние часы своей жизни, сказал мне: "Сдаю Тебе Мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя Тебе много трудов и забот"» <38>.
Во время правления Императора Николая I гораздо улучшилось положение государственных крестьян, всем им были выделены собственные наделы и участки леса, в результате чего их благосостояние сильно возросло. Поэтому Кожеозерские крестьяне и надеялись найти защиту у Императора, в ту пору уже Александра II. Но ведь Император одновременно был и главой Православной Церкви в России, и ещё при Николае I был усилен государственный контроль за всеми сторонами духовной жизни. Поэтому шансов вернуться в милые сердцу места у наших крестьян, понятное дело, не было.
И вот, в Санкт-Петербурге, на Общем Собрании первых трёх Департаментов и Департамента Герольдии Правительствующего Сената был рассмотрен вопрос о земле в Онежском уезде Архангельской губернии, спорной между Кожеозерскою Богоявленскою обителью и Казённым Ведомством и, согласно с мнением Святейшего Синода, Правительствующий Сенат определил: «принадлежавшие бывшему Кожеозерскому монастырю земли и угодья, кругом Кожеозера на четыре версты, за исключением бывших во владении сего монастыря земель, отошедших при разделении границы к Олонецкой губернии, оставить во владении возведённой на степень самостоятельной Кожеозерской обители» <39>. Государственным Советом, в Департаменте Гражданских и Духовных Дел, это определение Правительствующего Сената было одобрено. А уже мнение Госсовета 8 октября 1862 года ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ВЫСОЧАЙШЕ утвердить соизволил и повелел исполнить. Вот так всё было непросто…
И хотя эти многолетние разборки иеромонаху Пармену наверняка здоровья не прибавили, но ведь только благодаря его неотступным усилиям обители удалось вернуть в свои владения земли бывшего Кожеозерского монастыря.
А что же наши крестьяне? Некоторым из них удалось обзавестись своим жильём, так, например, Емельян Кушников, не имея земли, всё же купил в деревне Воймозерской дом для своего семейства. Егору Артёмову в деревне Карбатовской удалось построить себе даже новый дом, опять же оставаясь без земли. А Василий Артёмов по женитьбе обосновался в доме своего тестя в деревне Носиловской (на Прилуке), и в 1859 году был наделён участком земли. Но в большинстве своём, переселенцы были не устроены, жильё приходилось снимать. И, несмотря на то, что местные власти настойчиво напоминали коренным крестьянам, что они просто обязаны поделиться своей землёй с нуждающимися по требованию правительства, эти увещевания ещё несколько лет не производили никакого впечатления на старожилов, и они упорно противились переселенцам. Кушниковы и Артёмовы перебивались, как могли, всякими заработками, чтобы заплатить государственные подати и повинности, которые взыскивались с них наравне с прочими оседлыми крестьянами.
К примеру, Иван Фёдоров Артёмов, причисленный к деревне Выдринской, «не имевши настоящей домашней оседлости, проживал в чужом доме и платил за постой деньги; наконец, вынужден был по крайней необходимости купить для жительства с семейством небольшой ветхий двор, с двумя жилыми покоями за 40 руб. Он был наделён небольшим, самым худшим, участком земли, который два года потом усердно возделывал и удобрял, успев снять только один урожай. А потом старожилы, увидев, что и от этого клочка земли есть толк, самовольно отняли у него этот участок в своё владение да так и не возвратили, чем подвергли Ивана Артёмова крайнему разорению, угрожающему лишить его семейство последних средств к пропитанию. А его сын Иван и вовсе жил с семьёй в бане одной вдовы, не имея совершенно земли и никаких средств к постройке дома и устройству своего быта, и надеясь на милость правительства, просил у Палаты Гос. Имуществ ссуду на десять лет» <40>. И землёю они были наделены только в 1863 году.
Нашему предку Павлу Кушникову ещё, можно сказать, «повезло». Изначально семьи Алексея и Ивана Кушниковых причислили к деревне Ефимовской, жители которой вовсе отказались их принимать, но поскольку отец Павла Алексей Кушников и старший брат Александр умерли, а младший брат Василий в возрасте 15 лет, после жизни в лесной глуши вынужден был отправиться на заработки аж в Санкт-Петербург, то только лишь в мае 1864 году крестьяне сей деревни после неоднократных бесед, согласились наделить землёю Павла Кушникова, а семье Ивана Кушникова всё равно отказали.
В марте 1865 года уже сам Губернатор Архангельской губернии ходатайствует перед господином Управляющим Палатою Государственных Имуществ о крестьянах, которые «в продолжении семи лет до сих пор нигде не водворены и находятся в самом бедственном положении за неприятием их крестьянами других деревень и ненаделом землями» и просит Его Высокородие обратить «особенное внимание на это дело и на несчастное положение выселенных крестьян» и оказать «им самую безотлагательную помощь, которой они так долго ожидают» <41>.
В ответ на это Палата Государственных Имуществ командировала знакомого уже нам Землемера Павла Смирнова, чтобы он совместно с новым Помощником Кемского Окружного Начальника Савицким, «собрав сходы, разъяснил крестьянам, что хотя и было предположено Министерством возвратить вышеупомянутых крестьян во Злобино-Наволоцкую деревню, но за отчуждением Правительствующим Сенатом земель этой деревни Кожеозерскому монастырю, Вторым Департаментом предписано Палате устроить их на местах нового водворения, а потому и требовать от них надела землёю, разъяснив, что она не их собственность, а казённая, и они не имеют права отказать в наделе, с предупреждением при том, что если они не исполнят сего, то будут преданы суду как ослушники, и все убытки, понесённые крестьянами от ненадела их землёю, будут обращены на них, как виновных, но если за всеми этими мерами они не согласятся наделить добровольно, то поручено господам Смирнову и Савицкому обратиться к Уездной Полиции» <42>.
И, слава Богу за этих неравнодушных чиновников, которые приложили немало усилий, мотаясь по Онежскому уезду, подыскивая неустроенным «злобинцам» подходящие места, мерами заботливости и убеждения воздействуя на крестьян, располагая их принять бедствующих переселенцев. В итоге Емельян Кушников с четырьмя сыновьями: Яковом, Дмитрием, Григорием и Михайлом всё же был таки водворён в деревню Воймозерскую. Иван Матвеев Кушников с двумя сыновьями Дмитрием и Яковом – в деревню Пачепольскую (Пачепельду) Мардинской волости. Егор Фёдоров Артёмов с сыном Ильёй – в деревню Карбатовскую Посадной волости. Григорий Артёмов с двумя сыновьями Дмитрием и Митрофаном был наделён землёю крестьянами четырёх деревень Посадной волости – Хорошевкой, Малощипинской, Большещипинской и Подгорской, а его сын Егор водворился в деревне Трофимовской Посадной же волости. Сын Ивана Артёмова Андрей с двумя своими сыновьями Фёдором и Михайлом водворены были в деревню Клещепольскую Посадной волости, причём к Андрею так расщедрилась судьба, что ему разрешили построить, по утверждённому Палатою Гос. Имуществ плану, «дом со службами, на который он просил выделить 400 дерев безпошлинно» <43>. Очень хотелось бы надеяться, что эта его задумка реализовалась.
Итак, в августе 1865 года Землемер Хозяйственного Отделения Палаты Государственных Имуществ Коллежский Асессор Павел Смирнов в донесении господину Управляющему Палаты Гос.Имуществ сообщил, что дело водворения крестьян бывшей деревни Злобино-Наволоцкой в новых местах их жительства им окончено. Причём приятнейшим долгом он посчитал почтительнейше доложить Его Превосходительству, что скорым и успешным водворением и наделением землёю крестьян бывшей деревни Злобино-Наволоцкой он много обязан усердию и старанию Помощника Кемского Окружного Начальника Савицкого и Мардинского Волостного Головы Жданова, «из коих первый – благоразумною своею распорядительностию и деятельностию много способствовал в успешном окончании этого дела; второй же – Голова Жданов, повсеместно уважаемый крестьянами Мардинской волости, имея полное доверие их, – ускорил ход этого дела, которое без бытности этих лиц, могло окончиться, но медленно». В результате, от господина Управляющего Палатою Государственных Имуществ за успешное окончание этого дела была объявлена благодарность господам Смирнову и Савицкому, а также Мардинскому Волостному Голове Жданову «за оказанное им содействие в убеждении крестьян» <44>.
А почему же дело тогда было закрыто только в октябре? Да потому что Второй Департамент Государственных Имуществ запросил сведения о том, какие же были сделаны со стороны Палаты распоряжения для удовлетворения претензий крестьян Кушниковых с сотоварищами об уплате им убытков, понесённых от передачи Кожеозерскому монастырю вместе с землями их домов и построек. И что же обнаружилось? Крестьяне Кушниковы с сотоварищами, окончательно устроенные только лишь в июле 1865 года, через восемь лет после выселения из соседства Кожеозерской обители, получив, наконец, свои земельные наделы и занимаясь мирным трудом, ни о каких претензиях к монастырю больше не упоминали… <45> Хотя, конечно, по родному своему привольному озёрному краю сильно тосковали. И если бы не скупые строки воспоминаний сына Павла Алексеевича Александра, то мы, возможно, никогда бы и не узнали об этой истории.
Вот ещё, кстати, какая замечательная фотография обнаружилась в Онежском историко-мемориальном музее. <46>
На фото в центре – уроженец деревни Ефимовской, родной дядя и крёстный отец моего деда Никандра Васильевича – Кушников Кузьма Павлович, 1870 г.р.
В архивной справке ГААО написано, что его основное занятие на момент переписи – солдат, грамоте выучился самостоятельно дома. Оказывается, он служил в Кронштадте в Водолазной Школе старшим водолазом-указателем шесть лет – с 1 января 1891 года по 6 сентября 1897 года, и «поведения был хорошего, дело своё знал и исполнял с усердием». По окончании службы ему был выдан Аттестат «за отличное поведение в продолжение шестилетней службы в школе, безукоризненное знание своего дела и толковую и молодецкую работу под водою». А по воспоминаниям В.А. Кушникова: «дядя Кузьма был простой задушевный старик, очень добрый, любил детей всех, хороший столяр. Мы ходили слушать его рассказы о флоте, где был водолазом"».
Вот я думаю, значит, не такие уж и «полудикие» были предки, если сын выселенного с Кожеозера крестьянина Павла Алексеевича самостоятельно научился грамоте и в течение шести лет безупречно служил в Кронштадте, судя по фото – вполне цивилизованный товарищ.
От Ефимовской деревни давно уж и следа нет, в Воймозере хоть дома ещё сохранились. А в Пачепельде и в деревне Каска до сих пор живут Кушниковы – люди работящие, любители лесных кущей, природы и рыбалки, как и их далёкий предок, поселившийся в Кожеозерской глуши. И сердца Кушниковых XXI века, впрочем, как и многих других россиян, болят о том, что очень точно выразила в своём стихотворении одна простая сельская труженица, всей душой любящая свою землю:
Умирает село, умирает,
Это сразу заметно теперь.
Не поёт здесь никто, не гуляет,
Не распахнута каждая дверь.
Лишь шумят тополя-старожилы,
Словно памятник жизни былой.
Зарастает усадьба крапивой,
Где нахмурился домик пустой.
Не гуляют стада за деревней,
И не радует поле зерном…
Что ж случилось с тобою, Россия?
Без села мы же все пропадём... <47>
А эти слова, которые пришлись по сердцу одному из молодых Кушниковых, наверное, можно отнести и ко всему их роду, потому что они близки даже мне, хоть я родилась и всю жизнь прожила совсем в другом месте, но, как говорится, гены пальцем не замажешь…
«Я люблю природу больше, чем города; тишину больше, чем шум, а свежий воздух и свобода имеют для меня большое значение...»
А дальнейшая история Кожеозерского монастыря была довольно неоднозначной. Достигнуть «мирного в иноческих подвигах жития» оказалось даже сложнее, чем избавиться от нежелательных соседей. И хотя я, изучая материалы Дела, очень сопереживала Кожеозерским крестьянам, но не менее хорошо понимаю и соловецких монахов, которым пришло на сердце возродить монастырь. Намерения их были чисты и боголюбивы. Это, конечно, моё личное мнение, но ведь вера Православная – это бесценное сокровище, и жизнь на земле обязательно должна освящаться молитвами благочестивых людей, иначе она рано или поздно исчезнет. История Поонежья – яркий пример тому. Как только исчезли с земли Онежской храмы и церкви, исчезла и жизнь. От многих деревень и следа не осталось. Сейчас, видимо, люди это уже понимают и поэтому везде, где есть возможность, восстанавливают церкви, строят хотя бы часовенки, приглашают священника из Онеги, проводят службы, освящают молитвой своё бытие.
Кстати, в мае по телеканалу «Россия» два дня передавали новость, для меня просто фантастическую. Речь шла о шедеврах древнерусской иконописи на выставке в итальянском городе Бари. Рассказывали про очень редкую икону Святителя Николая XIV века византийского письма, найденную в 1967 году, внимание: в маленькой часовне на берегу речки Онеги в деревне КЯЛОВАНГА! Это прозвучало настолько неожиданно во всероссийских новостях, ведь Кялованга – родина моих предков по отцовской линии!
Думаю, что и жители Заозерья вовсе не были врагами веры, просто уж шибко сокрушительным оказалось для них столкновение «земных» и «небесных» интересов.
Впрочем, и жизнь Кожеозерской обители устраивалась непросто. В 1861 году, после выселения крестьян из Заозерья, настоятель монастыря иеромонах Пармен передал бразды правления своему собрату Митрофану. Но уже в 1867 году игумен Митрофан был отстранён от управления монастырём и отправлен на покой. Он был добрый, трудолюбивый человек, всячески старался благоустроить монастырь, но его мягкосердечность привела к крупным ошибкам в управлении обителью.
После Митрофана игумены стали часто меняться, а это, как известно, к добру не приводит. В обители собралось много лиц крайне сомнительной нравственности, что привело к упадку монашеской жизни до того, что в 1884 году двумя пьяными трудниками была ограблена и сожжена Богоявленская церковь.
В 1885 году игуменом был назначен соловецкий иеромонах Питирим, который успешно управлял обителью восемнадцать лет. Он навёл строгие порядки в монастыре, отстроил заново уже каменные храм и церковь, проложил знаменитую Монастырскую дорогу в сторону Усть-Кожи около 70 км, по которой желающие богомольцы могли беспрепятственно в любое время попадать в монастырь на службы. Мудрый настоятель Питирим был человеком высокой духовной жизни и стремился к тому, чтобы вверенный ему монастырь стал для всей округи училищем благочестия. В 1903 году один соловецкий монах удостоился видения, как ангелы с пением относят душу о. Питирима в горние обители, и точно – так вскоре и произошло.
В экономическом отношении монастырь достиг благосостояния крепкого хозяйства. Земли там были хорошие, трудников всегда хватало, поэтому и урожаи радовали. Монахи даже помогали продовольствием крестьянам деревни Кривой Пояс (Олонецкой губернии), когда тех постигали неурожаи, и особо бедных брали на содержание. Основным же средством к жизни для крестьян служил охотничий промысел. Вот что писала в 1875 году газета Олонецкие губернские новости:
«Деревня Кривой Пояс находится на самом севере Пудожского уезда, в 12 верстах от границы Онежского уезда. Поселена она на озере Старцовом, получившем название по рассказам жителей от того, что у озера когда-то жили старцы, вероятно, из братии Кожеозерского монастыря, находящегося от Кривого Пояса в 30 верстах. Деревня эта окружена со всех сторон болотами, которые тянутся на десятки вёрст и представляют из себя целые тундры. Кроме охоты, крестьяне Кривого Пояса отходят зимой на заработки в Кожеозерский монастырь, а также в г. Онегу пилить дрова.
Нравственное состояние крестьян Янгозерского общества стоит на низкой степени; грамотных в обществе едва ли не один крестьянин деревни Кривого Пояса, который, вероятно, научился читать и кое-что писать во время работы в монастыре. Единственное утешение крестьяне находят только в пьянстве, а на водку деньги расходуюся не по средствам, отчего каждый праздник сопровождается выпивкой и ссорами, но претензий никогда начальству не заявляется, вероятно потому, что писать невыгодно: волостной суд находится верстах в 70-100, а мировой судья ещё далее… Впрочем других проступков, как-то: краж, обманов и т.п. здесь почти не водится.
Самая жалкая участь в этой глуши лежит тяжёлым гнётом на местном священнике. Этот бедный труженик ведёт жизнь совершенно замкнутую, и одна для него отрада – своя собственная семья. Ближайшая деревенская лавка, где можно купить, разумеется, за крайне невыгодную цену фунт масла, гороха или муки, находится в 70 верстах, земли при церкви крайне немного, и ко всему-то этому в целом приходе нет ни одного прихожанина, с которым бы священник мог поговорить о чём-либо. Религиозная жизнь янгозерцев находится на низкой степени, и священник в глазах крестьян есть не более как наёмник, обязанный исполнять положенные требы, а не как пастырь, которого они обязаны уважать, питать к нему доверенность и любовь, и печиться как о его благосостоянии, так и об устройстве своего храма, который в этом году сгорел. Невольно сжимается сердце, когда видишь в таком положении доброго пастыря церкви» <48>.
Наверное, монахи Кожеозерской обители приложили немало усилий в духовном просвещении своих ближайших соседей, но всё же, как ни печально, спустя время, в 1918 году, именно крестьяне деревни Кривой Пояс разгромили Кожеозерский монастырь.
Конфликт возник опять же из-за земли. Времена были тяжкие, смутные: Первая мировая война, две революции, гражданская война... У меня этот факт вызывает недоумение, но даже в среде монашества возникли несогласия и недовольства. Монахи очень невзлюбили нового настоятеля монастыря за то, что, по их мнению, был несколько грубоват, к тому же слишком молод для такой должности. И хотя даже крестьяне деревни Кривой Пояс ему очень симпатизировали, братия, поддавшись революционным настроениям, в нарушение всех церковных правил, отстранила архимандрита Олега от власти, избрав для управления монастырём исполком(!) во главе с иеромонахом Арсением. Однако, даже несмотря на настроения в монастыре, окрестное население Онежского края относилось к нему всё же благожелательно и было единодушно в признании его необходимости. Но возникшие разногласия среди монахов урегулировать не удавалось, и Архангельской Духовной Консисторией было принято решение расформировать Кожеозерский мужской монастырь, и преобразовать его в женский по благословению благочинного монастырей архимандрита Вениамина, последнего настоятеля Соловецкого монастыря перед его закрытием, будущего преподобномученика. Но эту идею не успели воплотить в жизнь.
Поскольку деревня Кривой Пояс была ближайшей к монастырю, крестьяне воспринимали всё происходящее в нём как касающееся их лично. Монашествующая братия резко потеряла авторитет в глазах крестьян, возмущенных беззаконной сменой настоятеля в монастыре. Но революционные настроения, как известно, весьма заразны. И вскоре, вдохновлённые лозунгом революции «Земля – крестьянам», поясане решили, что раз они столько лет отработали на монастырских полях, то имеют полное право на эту землю, и отправились туда собирать урожай, не обращая внимания на возмущения монахов. Те, по старой привычке, не поленились поискать защиты от произвола у властей в Онеге. А власть в Онеге в ту пору была «белая»…
Прибывший в монастырь отряд чисто припугнул крестьян, прогнав с полей. Но участь монастыря этим была уже решена. Крестьяне затаили лютую злобу и, собрав сельский сход, приняли решение идти громить монастырь. Тёмной ночью сентября 1918 года иеромонах Арсений и ещё несколько насельников были убиты, оставшиеся в живых спасались бегством. А разорённый и разграбленный монастырь перешёл затем в руки красногвардейцев. В 1919 году на его территории шли тяжёлые бои с белыми, и при обстрелах были сильно разрушены каменные постройки. Такая вот печальная история…
После гражданской войны на основе крепкого монастырского хозяйства образовалась коммуна, но года через два она зачахла. Позднее, в 1930 году, на месте бывшего монастыря возник Кожпосёлок. А в период коллективизации на Кожеозере были созданы два колхоза, ставшие со временем довольно успешными, благодаря также и трудолюбивым ссыльным раскулаченным крестьянам.
В 1940 году из Польши в Архангельскую область было выселено более 40 тыс. поляков, выжила в суровых условиях Севера только четвёртая их часть. Так на берегу Кожеозера появился польский спецпосёлок –Тушилово. Первой группе спецпоселенцев даже «забыли» выдать печки. И, несмотря на то, что общение с «лагерниками», мягко говоря, не поощрялось, жители Кожпосёлка помогли полякам выжить в непривычной для них зимней тайге. А когда, во время Великой Отечественной войны, на фронт ушли почти все взрослые мужчины Кожеозерья, поляки стали основной рабочей силой на заготовках леса. Работали они вместе с русскими и на полях, и на колхозных тонях до самого конца долгой войны, пока в 1946 году польским гражданам не разрешили вернуться обратно в Польшу <49>.
В 1950-х годах по причине признания Кожпосёлка неперспективным, немногочисленные его жители были переселены в более цивилизованные места. И до конца 90-х годов на Кожеозере был только лесничий кордон.
В настоящее время этот необычайный уголок земли Онежской просто обожают туристы-экстремалы. Исколесив полмира в поисках приключений и оставив дома распухшие от виз загранпаспорта, путешественники находят в Кожеозерье что-то такое, чего не удалось найти в других местах планеты. И возвращаются сюда снова.
Интересные вот завитушки судьбы. Летом 2013 года, буквально за день до моего путешествия в Кяловангу, на родину предков по отцовской линии, Василий прислал мне почитать статью о том, как они, будучи студентами, в 1981 г. совершили поход на Кожеозеро. Прекрасный неведомый лесной край! Но разорённый монастырь, будто незалеченная рана у земли…
Панорама Кожеозерского монастыря, 1981 г.<2> (в оригинальном размере - здесь)
А при встрече с Галиной, замечательной коренной жительницей Кялованги, прямо в лодке на реке Онеге, мы почему-то сразу разговорились про Кожеозеро, и она рассказала о вновь возрождающемся монастыре. И так повеселело на душе от этого… Но ведь тогда я даже представить себе не могла, что история моих предков по материнской линии тесно связана с Кожеозером!
Хотя в этот раз восстановление монастыря было невероятно трудным делом. Его открытие было благословлено в апреле 1999 года, и в первый же приезд братии на Кожозеро произошёл интересный случай. Как вспоминает его теперешний настоятель иеромонах Михей:
«Подошёл ко мне мужичок по имени Игорь, живший у лесников, и интересуется: "Пришёл к вам монах?" – "Какой монах?" – спрашиваю. "Да вот только что московский турист плыл на байдарке по реке Никодимке и видел, как по берегу шёл монах и нёс мешок картошки. Турист спросил его, куда тот идёт. Монах ответил, что несёт картошку в монастырь. Ну и каждый отправился своим путём". Я недоумеваю: "Какой монах? В этих местах нет селений! С какой стати по берегу реки Никодимки будет идти монах с картошкой?" Со временем я понял, что, может быть, это был преподобный Никодим. Он нёс картошку, показывая тем, что не оставляет обитель, и будет духовно окормлять её. И мы это часто чувствуем. Когда наступают какие-то скорби, понимаешь, что в этом месте их было бы невозможно нести, если бы не помощь таких великих святых, как преподобные Никодим, Серапион, Авраамий и прочих угодников Божиих, которые жили и подвизались на Кожозере» <50>.
А также, несколько позднее, ночью двое неверующих рабочих видели яркий столп света, выходящий из земли на том месте, где покоятся мощи преподобного Никодима Кожеозерского. Так явил Господь знак своего благоволения к возрождению затерянной средь тайги и болот древней обители.
Первые десять лет в монастыре пытались укоренить братию, но что-то всё не складывалось. И вот после нескольких промыслительных указаний, Господь положил на сердце о. Михею собирать сестринскую общину. И потом только узнали, что ещё сто лет назад было благословение преобразовать монастырь в женский.
Очень мне хотелось, чтобы на этот раз всё получилось, и эта маленькая, затерянная за топкими болотами и дремучими лесами далёкая обитель была бы пред Богом как яркая лампада.
Просто это место – любимая родина наших предков Кушниковых. Бог дал им возможность пожить некоторое время на святой, намоленной земле, по душе пришёлся им глухой лесной край. Но, скорее всего, крестьяне даже и не задумывались о том, что живут под покровом благодатных молитв святых Божиих угодников предыдущих веков. И хотя мне очень жаль, что им пришлось покинуть эти места, но всё же греет душу то, что сейчас эта чудная, богатая историей земля, снова, как и многие века назад, освящается молитвами уже современных героических подвижников. Думаю, им очень нелегко. Ведь монастырь – это не уединённый колхоз. Хотя сами по себе монашествующие – далеко не всегда святые люди, и это не секрет, но в большинстве своём, они совершают невидимый глазу мирских людей тяжёлый духовный труд, благодаря которому именно в монашеской среде разгораются те духовные светильники, которые могут оставить свой след на века, и молитва которых очень действенна для жизни человеческого общества. Так что, если уж появилась в нашем краю такая жемчужина, то драгоценность эту беречь надо, а там – как Бог даст.
И как же верны слова одного человека, которому удалось побывать в Кожеозерском монастыре: «Конечно, ни словесное описание, ни фотоснимки не в состоянии передать богатство света, цвета, гармонию их сочетания и вызвать благоговейное ощущение величия Божия, "вся премудростию Сотворившего". Сколько бы ни читал о красоте, тишине, о многовековой намоленности этого монастыря, можно прочувствовать это полной мерой только побывав там. А людей, сумевших посетить этот благодатный уголок православной Руси, можно назвать счастливчиками»<51>.
Используемые источники
1. Елена Григорьева, Юрий Максимов. Кожеозерский Богоявленский монастырь. Благодатный огонь. Православный журнал. №8. http://www.blagogon.ru/articles/265/ // Электронный ресурс. Дата обращения. 25.05.2018.
2. Фото В.В. Елфимова.
3. Генеалогический форум ВГД. http://forum.vgd.ru/post/33/30750/p1404444.htm // Электронный ресурс. Дата обращения 31.05.2018.
4. В.И. Кашин. Поморское гнездо и его питомцы. Архангельский центр Русского Географического общества РАН. ЕВРОПЕЙСКИЙ СЕВЕР РОССИИ: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ Материалы Международной научной конференции, посвященной 90-летию со дня учреждения Архангельского общества изучения Русского Севера, Архангельск, 1999.
5. ГААО. Ф.441. Оп.2. Д.16. Исторические сведения о Кожеозерском монастыре.
6. Туркин А.И. Топонимический словарь Коми АССР. Сыктывкар, 1986 г.
7. Побежимов А.И. Сельские поселения, погосты и монастыри Северного Поонежья в начале XVIII в. //История и археология: материалы Международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, ноябрь 2012 г.). – СПб.: Реноме, 2012–с.92-97. https://moluch.ru/conf/hist/archive/61/2826/ // Электронный ресурс. Дата обращения 05.06.2018.
8. ГААО. Ф.441. Оп.2. Д.14.
9. Там же. Ф.115. Оп.1. Д.164. Л.44.
10. Васёв В.Н. Поонежье: прошлое и настоящее. Вельск, 2008. С.239.
11. Романенко Е.В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. https://www.bookol.ru/nauka_obrazovanie/istoriya/286031/fulltext.htm // Электронный ресурс, дата обращения 05.06.2018.
12. Описание Кожеозерской пустыни (в Архангельской губернии). От её основания до настоящего времени / Митрофан (Правоторов) / Архангельск, 1881. C.36.
13. ГААО. Ф.115. Оп.2. Д.203. Л.36.
14. Описание Кожеозерской пустыни (в Архангельской губернии). От её основания до настоящего времени / Митрофан (Правоторов) / Архангельск, 1881. С.38.
15. ГААО. Ф.115. Оп.2. Д.203. Л.36.
16. Там же. Оп.1. Д.164. Л.15.
17. Там же. Л.33.
18. Там же. Л.15.
19. Там же. ЛЛ.19-19об.
20. Там же. Л.18.
21. Там же. Оп.2. Д.203. Л.71.
22. Там же. Оп.1. Д.164. Л.35.
23. Там же. Л.29.
24. Там же. Л.48.
25. Там же. Л.55.
26. Там же. Оп.2. Д.203. Л.31.
27. Там же. Оп.1. Д.164. Л.56.
28. Там же. ЛЛ.57-58.
29. Там же. Оп.2. Д.203. ЛЛ.1-2.
30. Там же. Л.34.
31. Там же. Л.243.
32. Там же. ЛЛ.135-138.
33. Там же. Л.45.
34. Там же. Л.41.
35. Там же. Л.35.
36. Там же. Л.37.
37. Там же. ЛЛ.178-179.
38. Историческая правда. http://www.istpravda.ru/chronograph/2220/ // Электронный ресурс. Дата обращения 08.06.2018.
39. ГААО. Ф.115. Оп.2. Д.203. ЛЛ.245-246.
40. Там же. Л.323.
41. Там же. Л.329.
42. Там же. ЛЛ.364-365.
43. Там же. Л.401-403.
44. Там же. Л.395.
45. Там же. ЛЛ.407-410.
46. МБУК «ОИММ». Оп.3. Д.453. Ксерокопии документов Кушникова Кузьмы Павловича, ур. д. Ефимовской Мардинской волости. 1995 г. 6 л.
47. Голубева Мария Евлампиевна (стихи) /Сайт села Новогеоргиевка-2/ http://snowogeorgiewka.ru/publ/6-1-0-31 // Электронный ресурс. Дата обращения 08.06.2018.
48. Олонецкие губернские ведомости. № 37. 21.05.1875 "Из охотничьего и домашнего быта крестьян Кривого Пояса" http://ogv.karelia.ru/magview.shtml?id=2813&page=9 // Электронный ресурс. Дата обращения 10.06.2018.
49. На Севере. http://sanatatur.ru/forum/viewtopic.php?f=3&t=2527&start=66 // Электронный ресурс. Дата обращения 12.06.2018.>
50. Кожеозерский Богоявленский монастырь. http://kozhozero.ru/history/?ELEMENT_ID=37 // Электронный ресурс. Дата обращения 12.06.2018.
51. Православие Доброполья. http://voskresenie.com.ua/svyatyni/святыни-снг/item/богоявленский-кожеезерский-монастырь //Электронный ресурс. Дата обращения 12.06.2018.
© Наталья Лапина
дата последнего редактирования: 2019-02-09
Воспоминания, рассказы, комментарии посетителей: