Мой друг, не простую судьбу нам дарует

Бог – Вседержитель, Создатель – Отец.

Только с терпением, что не балует

Душу твою, ты услышишь конец

Повести сей, что проста и объёмна,

Что и не стоит, быть может, чтоб Вы

Ей уделяли (возможно, и скромно)

Время своё, отложив все труды.

Эти страницы не терпят поспешности,

Вникнуть в них просто, но и мудрено.

Нет в них раскаянья истинной грешницы.

Жизнеписанье всего лишь дано.

Может быть, стоит, откинув старания,

Книгу закрыть и, отставив, забыть?

Я Вам поведаю предков страдания:

Все те грехи, что не можем простить.

-1-

Русь наша вольная – степи бескрайние,

Ширь рек, морей, бесконечных лесов.

Но лишь у Севера нашего дальнего

Прелесть своя. Русский Север суров!

Свой здесь закон у лесов и болотины.

Зимы - трескучие, лето – жара.

Север по утру зарёй позолоченный,

Ночью светлеет, как нить серебра.

Северный край деревянно-серебряный:

Ночи белы и тихи вечера.

Жизнь протекает спокойно, размеренно.

Реки чисты и богаты леса.

Осень багряная краски раскинула:

Листья рыжеют, болота красны

Клюквой гранатовой, клюквой рубиновой.

Прелые мхи укрывают грибы.

Тропки петляют в борах между пожнями,

Звон голосистый разносят ручьи,

Ветер порывами неосторожными

Треплет макушку столетней сосны.

Пни и коряги таятся в лишайниках.

В золоте плавленом солнца лучей

Скачут по елям зайчата-проказники

В тень от соседних мохнатых ветвей.

Быстро забылись хористые пения

Серо-тоскливых лесных комаров,

Жаркие дни и холодные ливни –

Их череда, словно радуга снов.

Золото рек и покосов полуденных

С запахом знойным тяжёлой страды –

Вот что предшествует поступи осени!

Вот что приходит на смену весны.

А в ноябре ледостав начинается.

Гуси с Покрова порошат снежком.

И во владенья морозы внедряются:

Осень сгоняя, зима входит в дом.

Всё в серебре: и леса, и селения.

Только от крыш вьётся тонкий дымок,

Словно отметив, что здесь поколение –

Старо ли, мало ли – всё же живет!

Дров запасли на морозы трескучие,

Дремлют у печек в избушках жильцы.

Дни коротки. Ночи лютые, жгучие,

Страха и мрака зимою полны.

Тянется к свету зима бесконечная,

Месяц у осени отвоевав,

Два – у весны отбирает беспечно,

В целом – полгода себе отобрав.

В этом весь Север. Он лютого норова.

Долго отходит, одарит теплом.

Но в ожидании холода скорого

Напоминает всё время о нём.

К маю лишь весны вступают в правление,

Реки ломают, срывают снега,

А обнажённую, влажную землю

Вновь покрывают цветы и трава.

-2-

Земли Онеги красой своей славились

Аж со времен Катерины Второй.

Как по легенде, суда её правили –

«Нега!» - кричала она над рекой.

И, подражая её царской поступи,

Гордо, надменно струится река,

Перлами по малахитовой россыпи

Неосторожно раздвинув леса.

Слева Онеги раскинулась Вонгуда,

Диких лесов поражая красой,

Справа – Покровское наше поморское

Славилось сёмгой, навагой, треской!

Отважные поморские мужчины

На промысел в любое время шли.

И бог им помогал не без причины –

Хранили рыбака мольбы жены.

Молили Бога и молили море,

Стояли пред Марией Пресвятою,

Чтоб рыбакам ни в радости, ни в горе

Соль не пришлось глотать с водой морскою.

С свечой в руке, крестясь перед иконой,

И на коленях стоя и дрожа,

И испрошая о возврате мужа,

Молилась Александрова жена.

- О, Пресвятой Владыка! Где ж Нефодий?

Неужто канул где-то он в волну?

О Боже! Возврати живого мужа!

Я без него от горя пропаду!

Она молилась тихо, слёз не пряча,

Всё время озираясь на порог.

Но вот шаги раздались… не в сенях ли?

И вот, возник у входа муженёк.

- Нефодий! Окаянный! Где пропал ты?

Я от волнения и страха вся дрожу.

- Молчи, жена! Улов попал богатый.

На торг навагу в город повезу.

И камбала попалась в две ладони,

И сёмга не одна – в руку длиной.

Добавим денег – Павлу дом построим.

Обзаведётся, может быть, женой.

- Ну, губы раскатал! – жена взметнулась,

-Да молод он ещё детей плодить!

- Ты не перечь! Найду жену не дуру.

Он в женихах давно уже сидит!

Ставь лучше ужин мне на стол. Проголодался.

Перекушу, да и залягу спать.

Сегодня день удачливый задался.

А ты пока сходи, наладь кровать!

Я рано утром отправляюсь в город,

На ярмарку улов свой повезу,-

Нефодий сел за стол, за ложку взялся,

О чём-то думал, ел, взирая на жену.

А море успокоилось, заснуло,

Онега перестала берег бить.

Закатной зорькою над лесом полоснуло.

Нефодий что-то взял на ум – тому и быть!

-3-

Ах, сколько рек, озёр леса скрывают.

Их девственный хрусталь не замутнён.

И Вонгуда – как дева молодая

Звенит, переливаясь серебром.

Дома стоят, поднявшись на угорах,

Покрытых летом сочною травой.

Пасётся скот, предчувствуя, что скоро

Всё скроется под жухлою листвой.

В одном дворе в сарае полутёмном

Гончарный круг весь белый день скрипит.

Лаская глину кожей продубленной,

Горшечник Кашин, призадумавшись, сидит.

Скользят по мокрой глине его руки.

То лепят крынку, то большой горшок.

А то бывает, от великой скуки

Закукарекает на круге петушок.

На ярмарку наделано товару.

Аж целый воз корзин наплетено.

Горшков, посуды прочей с пылу с жару

В печи у Фёдора давно обожжено.

А Катерина уж на стол собрала, Накрыла ужин:

- Фёдор! Есть иди!

А Фимка где? Куда она пропала?

Доить пора! Коровы то пришли!

Подойники намытые сияют,

В избу впорхнула Фима, их взяла.

Платок на русы косы повязала,

Сверкнула взором, молча в хлев ушла.

Екатерина вздрогнула под взглядом:

- Ой, Федька! Глянь, как Фимка расцвела!

- Ты, мать, совсем видать слепая стала!

Давно в невестах ходит дочь твоя.

- Да, замуж ей давно пора, не скрою.

Но всё же Федя, ты не торопись.

Ведь дочка в девках ходит – то не горе,

А горе будет, коль ей спортишь жизнь!

Егорка Гришкин часто к нам приходит.

- Но он – пастух, к тому же гол совсем!

Ох, мать, садись за стол скорее. И хватит сказок!

Да помолчи, трещотка! Я ведь ем!

Я завтра на торги с утра поеду,

А ты мне с вечера плетёшь про дочь.

Я всё решу. Придет пора и Фимы.

За выкуп стоящий и сбудем дочку прочь.

-4-

Как к ночи распогодилось,

Как тихо, хорошо.

Но ночи уже тёмные,

И во дворе свежо.

Ефимья загнала коров,

И фартук подоткнув,

Взяла подойник с молоком,

Тихонько дверь толкнув.

Вдруг тень упала на порог.

Ефимья, кинув взгляд,

Узнала парня-пастуха,

Что вёл коров назад.

Он не сводил с неё глаза,

Стоял, молчал, вздыхал.

Ефимья бровью повела:

- Ну, что стоишь, нахал?

Возьми скорее молоко,

Не видишь – тяжело?

Он снова молча посмотрел

И тихо взял ведро.

Он шёл за ней из следа в след.

И алый луч зари

Тихонько золотил ему

Смолёные вихры.

Ефимья ж красотой своей

По Вонгуде слыла.

Девчонка норовом простым

Конечно, в мать пошла.

Бесхитростна она была,

Но очень хороша.

И к пареньку, что сзади шёл,

Легла её душа.

Красивей всех своих подруг! –

Твердили все подряд:

- Ах, дочка Федьки-гончара

Не девушка, а клад!

Узнать Ефимью Кашину

Могли издалека.

И замирали мужики:

- Глядикося! Она!

Шла гордо и уверенно,

Стройна и высока.

И тихо улыбались всем

Лишь её глаза.

Коса струилась с плеч крутых,

В очах огонь горел.

Но подойти к ней из парней

Почти никто не смел.

- Ты, Фимка, завтра по грибы

С девчатами пойдёшь?

Она взглянула на него,

Почуяв сердцем дрожь.

- Пойду! - услышал он в ответ, -

Но только не шуми.

И слишком часто в этот двор

Ты тоже не ходи!

Мать косо смотрит на меня,

Да и отец не рад,

Что ты таскаешься сюда

Двадцатый день подряд.

Прошу, умерь свой пыл, Егор!

Чтоб не было беды,

Ты лучше через час туда,

К коровнику приди.

Ну, я пошла, ведь мать меня

Звала сумерничать.

- Приду, приду… – а что ему

Осталось отвечать.

Ефимья забрала ведро,

Сняла с волос платок.

И отряхнув всех комаров,

Ступила на порог.

Егор побрёл к себе домой

Счастливый от любви.

А в голове его хмельной

Роилися мечты.

Он к Фимке прикипел душой

Она ж признанья ждёт.

А он боялся и молчал

Как сом немой об лёд.

Егорка вырос сиротой,

При матери одной.

Отец из лесу не вернулся

Зимнею порой.

Толь волки смерть ему снесли,

А может, встал медведь.

Осталось детям слёзы лить,

А матери – седеть.

Росло их шестеро в семье.

Отец кормилец был.

Охотился любой порой,

На промысел ходил.

Теперь кормились у коров,

Садили огород.

А те же, кто постарше был

Пасти ходили скот.

Девчонку младшую свою

Просватали Христу.

А старших двух, что красивей –

Замуж за версту.

Осталась средняя сестра,

Да младший паренёк.

Да мать больная на плечах,

Домишко – уголок.

Егорка скот чужой гонял,

Пахал, возил дрова.

И огород свой поднимал,

Там где росла трава.

Один теперь на всю семью –

Куда уж в жёны брать,

Когда на лавке у тебя

Два рта сидят и мать.

Но он любил.

Он был готов всю Вонгуду свернуть.

Он душу был готов продать,

Готов был брёвна гнуть.

Он молча ужинал ухой,

Что брат меньшой словил.

Он молча ел кусок ржаной,

Слегка его солил.

Мать не перечила ни в чем.

До срока постарев,

В нём мужа видела черты.

На лавку рядом сев,

Вздыхала тихо, про себя.

Молчала как Егор.

И как работнику в семье –

Сметала всё на стол.

Он молча ел и уходил.

- Куда? – вздыхала мать.

Он отвечал лишь:

- По делам! – шёл Фиму повидать.

А возвращался он домой,

Она его ждала.

Сидела молча у окна.

Ждала и не спала.

Егорка молча уходил

И спал на чердаке,

А мать, бывало, засыпала

Тут же в уголке.

Спускалась ночь на их село,

Серели небеса.

Мерцало речки серебро,

Тихонько мать спала…

-5-

Лунный свет золотил за коровником лес,

Летний холод окутывал плечи,

Улыбалась тихонько Ефимья ему,

Становилось на сердце им легче.

Приходили, молчали, друг друга обняв,

Согревались, о чём-то мечтали,

Забывалась усталость, их будничный быт,

Обо всём, что вокруг, забывали.

- Тихо как, - вдруг ему прошептала она.

- И темно, - согласился Егорка.

Фима зябко плечами назад повела,

Отряхнула на кофте оборки.

Он глядел на неё, он искал её взгляд.

А она всё глаза отводила.

- Любишь? – тихо шепнула она.

- Ну, конечно! А ты не забыла?

- Дурачок ты, - опять прошептала она, -

Ты же мимо меня не проходишь.

Я уже опасаюсь смотреть на отца.

Говорю – слишком часто к нам ходишь!

- Ну, а завтра? – напрягся внезапно Егор.

- Завтра? – Фима тихонько вздохнула, -

Завтра можно, - и скромно потупила взор,

- Подожди, чтобы мама уснула.

Завтра тятька поедет на летний базар,

Повезет короба на продажу.

Мать сегодня ему собирает товар,

И еду, и другую поклажу.

Но за день ему всё ни за что не продать.

Он уедет на сутки – на двое.

Так что, жди! Когда в доме улягутся спать,

Мы назначим свиданье с тобою.

У Егора от счастья теплело в душе,

Загорелись задором глаза.

- Буду деньги тихонько копить, - он сказал, -

Жди сватов, как наступит весна.

У Ефимьи в волнении сердце зашлось:

- Я боюсь, вдруг отец зачудит.

Вдруг найдет жениха, что мне делать тогда?

- Ну, тогда его дочь убежит!

-Убегу? Да куда? - Да хотя бы в Москву!

Ну а хочешь - в Архангельск сбежим?

- Не мечтай! Ещё рано. Дождёмся весну.

А потом уж побег сговорим!

Расставаться пора! Видишь – поздно уже.

- Да пора! Мама верно не спит, -

И Егорка тихонько склонился во мгле,

Ощущая, как Фима дрожит.

Обнялись напоследок, скрепили уста.

Улыбнулся Егор на прощание.

Провожал её взглядом, пока она шла.

И мечтал о грядущем свидании.

-6-

Шумела громко ярмарка,

И в толчее рядов

Мелькали разноцветия

Корзин, платков, горшков.

День ясен. Распогодилось.

И лёгкий ветерок

Мешал с осенней свежестью

Улова запашок.

Он посещал с проверкою

Покровских рыбаков,

Уездных рукодельников,

Приезжих мастеров.

Шумели по-осеннему

торговые ряды.

Нефодий свою рыбу сбыл,

А Фёдор – все горшки.

Звенели звонко денежки

За купленный товар.

Удачно всё продавшие

Покинули базар.

Горела жарко денежка

В карманах мужиков,

Душа веселья требует

С полуденных трудов.

Трактир так манит:

Мужики, на всё махнув рукой,

Решили стопку пропустить…

По первой…, по второй…

В хмельном пылу сошлись они

И часу не прошло,

Как подружились меж собой

Деревня и село.

И водка развязала им

Хмельные языки:

И думы, что их мучили

На волю потекли.

И вот по воле случая

Так просто – без затей

Вдруг по рукам ударили –

Просватали детей.

Павлушу да Ефимушку -

Кровиночек своих.

Чем девка не красавица?

Чем парень не жених?

Вот так - по воле случая

Решается судьба…

- Дорога встанет – ждём сватов,

Везите жениха!

Пожали руки, обнялись.

Решили все дела.

И разбрелись по сторонам

Два пьяных мужичка…

-7-

Приехал с ярмарки отец

С хитринкою в глазах.

Дарил он дочери подарки

С улыбкой на устах.

В недоумении смотрела

На Фёдора жена,

Когда нарядный сарафан

На руки приняла.

Немой вопрос срывался с губ,

Но так и не слетел,

Пока Ефимья не ушла,

Муж, молча, тихо ел.

Но только Фима скрылась спать

Он всё жене сказал:

Про сватовство, про жениха,

Как дочку пропивал.

Жена белее полотна,

На лавку сев без сил,

Смогла лишь только прошептать:

- Ну кто тебя просил???

- Молчи, жена! – вдруг шикнул он,

- Не бедная семья!

Построят Фимке новый дом…

Нет лучше жениха!

Её подальше увезут –

На что ей голытьба?

Пора забыть ей пастуха,

Что шастает сюда!

Что сможет Фимке дать Егор?

Ведь ей рожать детей!

А у простого пастуха

Родни полно своей!

Ему б свою семью поднять,

Куда ему ещё?

И ты жена не смей сказать

Ефимье ничего!

Приданное начни ей шить,

В доверие вникай.

И всё что у неё в уме

Тихонечко узнай!

Но рот держи свой на замке!

Не говори пока!

Чтоб не надумали они

Удариться в бега!

На свадьбу платье ей отдашь

Своё из сундука.

Я там отрезы накупил

Для вашего шитья.

Сама придумай, чтоб пошить

Что пригодится в дом,

И не ударить в грязь лицом

Пред нашим женихом.

Мать села ткать половики,

А Фима шить бельё.

А на немой её вопрос

Мать кажет ей рваньё,

Что накопилось в сундуках,

И взгляд отводит прочь.

И чувствует её душа –

Она теряет дочь.

На откровенный разговор

Ефимья не идёт,

И на вопросы матери

Она плечами жмёт.

Игла блестит в её руках

И ровные стежки

Ложатся ровненько рядком

Из-под её руки.

Ефимья губы подожмёт,

Нахмурит молча бровь,

От нелюдимости её

Аж застывает кровь.

Мать эту стену тишины

Всё ж не смогла свернуть.

Так молча шила и пряла.

И вздох давил ей грудь.

В досаде мать шептала ей,

Бельё бросая шить:

- Гордячка, Фимка, у меня!

Кому такую сбыть?!!

Тебя же замуж не возьмут

За норов скрытный твой!

Ну почему же, доченька,

Ты стала мне чужой?

- Ах, матушка, вопросы мне

Ты задаешь зазря!

Не обижайся, что молчу,

Тебе не говоря!

Я не имею скрытых дум.

Все помыслы чисты.

Я ведь пока ещё мала –

Какие женихи???

- Да не мала! – вздыхала мать,

- Тебе уже пора!

И мне в твои уже года

Сыскали жениха!

- К чему весь этот разговор?

К чему расспрос ведёшь?

В моей короткой жизни здесь

Ты тайны не найдёшь.

Промолвит, вновь опустит взгляд.

Берётся за шитьё.

И снова, молча, шьют, прядут,

Вздыхают тяжело…

Так осень в лету канула,

Мороз сковал поля.

На Вонгуду нагрянула

Студёная зима.

Приданное пошитое

Лежало в сундуке.

Ефимья вдруг проснулась

В звенящей тишине.

Мурлыкал тихо кот в ногах.

Тянуло холодком.

В предчувствие она зашлась.

Светало за окном.

- Что ж сплю? Коров пора доить.

Мать и отец всё спят.

Надела валенки на ноги,

Платок, тулуп до пят.

Дверь распахнула широко,

Вдохнула глубоко.

Бегом слетела на крыльцо.

Мороз обжёг лицо.

Ефимья снова замерла,

И сердце обмерло.

Как будто бубенцы звенят,

Но снова стихло всё…

Струя парного молока

Ударила в ведро…

Вокруг звенела тишина,

Но сердце вновь свело.

Тихонько заскрипела дверь –

Егор шагнул в сарай,

Стянул с любимых плеч платок.

Та вся взвилась: - Отдай!

Ты что? Совсем с ума сошёл?

Ты выжил из ума?

А вдруг отец увидит нас?

Зачем пришёл сюда?

И сердце из груди рвалось,

Когда он обнимал.

И обрывалось всё нутро,

Когда «Люблю!» шептал.

- Сегодня сердцу тяжело.

Как камень на душе.

- Всё это блажь! – шепнул Егор.

- Нет! Чую, быть беде!

Мне ночью снилось вороньё –

На белом поле стая.

Они, то зарывались в снег,

То мне «Кошмар!» кричали.

Весь этот бред меня гнетёт.

В душе – болото в тине.

Потом паук во сне плетёт

Обрывки паутины…

- Всё это блажь, - Егор прервал

Все страхи поцелуем, -

Ты много шила и пряла,

По мне в душе тоскуя…

Ефимья дернулась:

- Дурак! - и парня оттолкнула

И отскочила за коров,

И юбкою взмахнула.

- Не о тебе моя тоска,

И сердце замирает.

А от того, что чувствую:

Беда нас ожидает!

И не до шуток мне сейчас.

На ласки нет настроя!

А ты подальше от греха

Шагай, Егор, домой!

На брови хмурые взглянул

Егорка свысока.

Пожал плечами, прошептал:

- До вечера! Пока…

Катились слёзы по щекам,

Струилось молоко.

Коровы прядали ушами.

Тихо и темно…

-8-

Мать пироги затеяла

Рассыпала муку.

От печки жаром веяло,

Тепло гнало тоску.

Ефимья, рано вставшая,

Дремоту отогнала,

Снимала сливки с молока

И в миске их взбивала.

И пироги румяные

Кидали из печи,

И шаньги-наливушечки,

Витые калачи.

Ефимья, пот со лба обмыв,

Вдруг снова обмерла,

Когда услышала вдали

Звоночек бубенца.

Собаки лают во дворе,

Вдруг в дверь раздался стук.

В дом хлынула толпа гостей:

Сбор лиц чужих, ног, рук…

- У Вас – товар, у нас – купец…

Белее полотна, Ефимья

Взгляд перевела

На Фёдора – отца.

Отец расцвёл, крестилась мать.

Неслось сердечко вскачь.

Ефимья всё вдруг поняла,

Но подавила плач.

А Фёдор привечал гостей,

Мать прятала глаза.

Ах, вот откуда пироги,

Ах, вот зачем пряла!…

Вокруг – чужие мужики,

Сонм покрасневших лиц.

И навернулась вдруг слеза,

И капнула с ресниц.

Ефимья бросилась в сенцы –

Уткнулась в паренька.

Он пропустил её к дверям –

Не понял кто она!

Он дальше в избу дверь открыл:

- Эй, Павел! Подь сюда…

А вот и наш купец прибыл –

Глядите жениха!!!

Ефимья снова на крыльце,

Забыв тулуп, платок,

Стояла, всем нутром дрожа,

А в горле зрел комок.

И слёзы хлынули из глаз:

- Не это ль был жених?

За что со мною так отец?

Что ж делать то средь них?

Она окинула в тоске

Свой дом такой родной!

А что же делать ей теперь

С поломанной судьбой?

Стояли сани у крыльца,

Две тройки лошадей

Копытом бороздили снег.

Мальчишка ротозей

Глазел на Фиму, на коней

Из-за угла хлева.

- Сергунька, подь ко мне сюда!

Вдруг крикнула она.

Мальчишка резво подбежал:

- Ты к пастуху беги!

Скажи, что к Фиме Кашиной

Приехали сваты.

- Скажи, её сосватали

С Покровским женихом.

А ты обратно прибежишь

За вкусным калачом.

Мальчонка со всех ног бежал

По Вонгудским снегам.

А Фима на крыльце одна

Предалася слезам.

Дверь за спиною скрипнула,

На плечи лег платок.

Ефимья глянула назад,

А сзади – паренёк.

Тот, с кем столкнулася в сенях.

Высок, да некрасив.

Немного нервное лицо:

- Я – Павел! Твой жених…

Здесь холодно! Пойдём в избу –

Тебя одну там ждут.

Зачем одна здесь слёзы льешь?

Совсем замёрзла тут.

- Давно ль о свадьбе ты узнал? –

Узрел он твердый взгляд.

- Да с сентября, поди уже

О ней все говорят.

Отцы на ярмарке в Онеге

Пропили нас с тобой.

Так видно богом велено,

Что ж спорить нам с судьбой?

Ефимья слёзы вытерла,

Прознав обман отца.

- Ну что ж, жених, пошли в избу!

Посмотрим на купца!!!

-------

- Егор! Егор! Скорей! Скорей!

Сергунька чуть дышал.

Егор за ворот взял мальца:

- Не тараторь! – сказал.

Парнишка лепетал, спеша:

- Ефимья! Там сваты!

- Сваты? Откуда? Говори!!!

- С Покровского пришли!

- Беги назад до Кашиных

И Фиму успокой!

Скажи: Егорка знает всё!

Придёт он за тобой!

Сергунька снова побежал.

Егор же в ступор впал.

Мать, братья, сестры – бросить их?

Что делать – он не знал.

-------

Сваты сидели за столом,

Хвалили жениха.

Краснела Фима от похвал,

Молчала, чуть дыша.

Наливкой почуют гостей,

Метают пироги.

А Катерина слышит шорох –

В двери поскребли.

Сергунька заглянул в избу:

- А тётя Фима есть?

Она калачик обещала.

Хочется поесть…

Ефимья, нервно озираясь,

Взяла калачи,

Сергуньке тихо поднесла,

А он шепнул ей: - Жди!

Егорка обещал придти,

Придумать что-нибудь.

Велел, чтоб ты была спокойна.

- Спасибо! Всё забудь!

Она погладила его

Торчащие вихры.

- Благослови тебя господь!

Не выдай нас! Иди!!!

Вернулась девушка к гостям,

Присела у окна.

А на губах спокойная

Улыбка замерла.

Уже темнело за окном.

Приданное трясли.

Уж сговорились с женихом.

Сундук уже снесли.

Вдруг полыхнуло зарево

В вечерней темноте.

Ефимья быстро одевалась

В поднятой суете.

- Пожар! Горим! Спасай коров!!!

Бегут все на крыльцо.

А Фима ищет средь людей

Любимое лицо.

Уже готовая бежать

Подальше от родных,

Она металась вдоль сугробов,

Про страхи позабыв.

Она увидела его:

«Егор поджёг хлева!»

Уж было кинулась к нему,

Но тройка понесла.

Схватили руки жениха

Девичий стройный стан.

Ефимья горько вскрикнула,

Раскрыт её обман.

И кони понесли её

С родимого крыльца.

А вслед донесся зычный голос

Фёдора, отца:

- Вези в Онегу от греха

Невесту поскорей!

Мы тут с пожаром справимся!

Нам хватит здесь гостей!

Сваты кричали: - Жди нас там!

Мы будем там к утру…

Ефимья вырваться пыталась

На радость жениху.

Её он накрепко прижал:

- Сказал тебе – смирись!

А коль пойдёшь против отца,

Испортишь себе жизнь!

Отец твой нас предупредил,

Что можешь ты взбрыкнуть.

Но если выскочишь сейчас,

К волкам проложишь путь.

Мать вещи все твои пришлёт.

Со мной твоя судьба.

Я буду муж твой чрез три дня,

А ты – моя жена!

Несла их тройка средь снегов,

Звенели бубенцы.

И вот уж Фима замерла,

И слезы потекли.

Прощай родня! Прощай любовь!

Что ждёт их впереди?

Объяла сердце грусть – тоска.

Егор, за всё прости!

Летела тройка средь лесов.

И Павел замолчал.

К груди невесту всю в слезах

Он крепко прижимал.

Промчалась тройка.

Лёгкий снег летел на колею.

Он заметал следы саней,

Разбитую судьбу…